— Что там у вас с Галиной Леонидовной произошло?

И рука вновь к карандашу потянулась, занят, мол. Дядя, меня на такой дешевый понт не возьмешь. Твой помощник названивал, будто влюбленный подросток девочке, которая ему пообещала дать первый раз в жизни. Потом в этом шедевре отечественного автопрома мчался через пол города как на пожар. И вы, Михаил Андреевич, показываете, что такому занятому человеку не до меня?

— Поехали, полечили. Была расстроена арестом... Буряце.

— Поменьше бы любовников своих за собой таскала, — проворчал он. Без пиетета, кстати. Но и презрения никакого. Вроде как о непутевой родственнице беспокоится. — Говорят, голая на следователя бросилась? И почему она раздета была?

— Не совсем голая... Кое-что из одежды на ней присутствовало...

Я вспомнил, как Галя летела на следака, потрясая могучей грудью. Чекист, конечно же, знал, кто это, а потому никаких силовых задержаний и борьбы в партере. Выставил папку перед собой, лицо закрывал, а мы с Крестовоздвиженским с двух сторон повисли на ее руках и уговаривали пойти закончить процедуру. Не сразу, но удалось. Даже когда немного утихомирилась, принцесса никакого стеснения не показала. Спокойно надела какую-то рубаху и легла на свое место.

Я вспомнил, во время экскурсии в Спасское-Лутовиново нам рассказывали о маме писателя Тургенева. Дама она была властная и требовала от окружающих беспрекословного подчинения. Как-то к ней приехал мелкий чиновник. В это время Варвара Петровна принимала ванну и позвала посетителя. Тот зашел, отворачиваясь, дабы не смущать женщину. Но помещица сказала: «Ты что же думаешь, я тебя человеком считаю? Давай свои бумажки и пошел вон отсюда». Я такого понять не могу. А принцесса, похоже, очень даже.

Нас больше не беспокоили, что-то искали в других комнатах. И выпустили нас до окончания мероприятия, в нарушение всех правил. Мы вышли, сели в салон нашего РАФика и одновременно заржали. Да уж, развидеть эту картину сложно. Хотя мы с поповичем оказались в положении того парня из древнегреческого барбершопа, который никому не мог рассказать новость об ослиных ушах царя Мидаса.

— И чем закончилось? — уже не скрывал своего любопытства Суслов.

— Да ничем. Успокоилась, ругалась только на следователя, утверждала, что Буряце невиновен — я замялся, говорить или нет, но продолжил: — Обещала уже завтра с папой все вопросы решить, а со следаков погоны сорвать.

Мне показалось, или Михал Андреич довольно улыбнулся? Но это было буквально долю секунды. А потом то же самое лицо без эмоций.

— Это очень, очень хорошо

— Чем же? — удивился я. А потом догнал. Тут бы мне промолчать, но язык жил своей жизнью: — Вы специально стравливаете Брежнева с Андроповым?

— Я?! — Суслов развел руками. — Это я занимаюсь организацией кражи бриллиантовой броши Людовика XV? Это я препятствую расследованию? Андрей, эти люди топят сами себя. Уже на поверхности никого нет — идут пузыри.

И сразу, без перехода, Михаил Андреевич продолжил совсем о другом:

— Относительно вашей записки об одноразовых шприцах. Пока это нецелесообразно.

Я слегка так выпал в осадок от резкого перехода. Где шприцы и где «тонущая» Брежнева? Зачем Суслов руками Андропова топит даже не дочь, а генсека? У него что-то есть на председателя КГБ тоже? Я почесал в затылке, с трудом, но переключился.

— Михаил Андреевич, нам угрожает натуральная эпидемия болезни, передающейся через кровь! — не выдержал я. — Лекарства нет! Люди будут пачками умирать. В том числе и дети. Опасность реальна!

— Всё я понимаю, — как от мухи, отмахнулся Суслов. — Денег на это нет. Завод надо строить с нуля. Закупать формы, упаковку — всё. Ситуация с финансами сейчас не такая, чтобы на это быстро найти нужные средства. Возможно, в следующем году. Не знаю пока.

Он сказал это и я понял — взывать к здравому смыслу не получится. Разговор закончен. Типа, он и так пошел мне навстречу, изучил вопрос. Какие же вы твари! Слов нет, чтобы вас правильно назвать! На танки с истребителями у вас средства есть. Негров кормить — да сколько угодно. В сраные компартии бабло закачивать безвозвратно и без толку — никогда не кончаются. А на трехкопеечный завод не нашлось.

— Пойдемте, Михаил Андреевич, я вас посмотрю. Кашля не было в последнее время?

На скорую вернулся, и сразу влился в работу, будто и не было этого перерыва. Да, тут таких загонов, как на простой подстанции, нет. Не кричит диспетчер в эфир «Бригады, кто освободился, на станцию не возвращайтесь, много вызовов!». Зато как поедешь — считай, в болоте утонул. Давление сто раз измерь, о самочувствии доктор поминутно спрашивает, а давайте вот еще таблеточку выпьем, сейчас укольчик сделаем, потерпите, пожалуйста. Ой, голова до сих пор болит? Проедем в стационар.