Дело не в том, что он потерял свое желание ко мне или что он больше не хочет прикасаться ко мне. Он по-прежнему хочет. Я чувствую его отчаяние, которое отражает мое, и я могу сказать, без сомнения, что он, вероятно, хочет меня так же сильно, как я хочу его. Он целует меня с пылкой страстью, которая кажется ему чуждой. Это хаотично, незапланированно, и кажется, что он даже не знает, что делает. Но это все из-за него.

Когда его губы покидают мои, я хочу их вернуть.

Нет, мне нужно их вернуть, даже если мой рот слишком распух и болит.

— Не уходи, Саша, — просит он на этот раз мягко, даже умоляюще.

И я таю.

Каждая клеточка во мне рвется, добровольно предлагая себя этому монстру.

Мой монстр.

Я хочу кивнуть, согласиться с его просьбой. Я хочу выбросить эту другую часть своей жизни и просто остаться здесь.

В его объятиях.

Я хочу продолжать смотреть в его ледяные глаза и фантазировать о том, как однажды они смягчатся.

Но я не могу. Потому что это касается не только меня. Это касается моей семьи. Нечеловеческим усилием я вырываюсь из объятий Кирилла, все еще испытывая головокружение от страстного поцелуя, и качаю головой.

— Я вернусь через три дня.

Выражение его лица не меняется, но мускул на его челюсти напрягается. Прежде чем я передумаю и действительно останусь, я хватаю свой рюкзак и выскакиваю из машины. В тот момент, когда я оказываюсь перед входом, я бросаю взгляд назад, чтобы вдоволь насладиться Кириллом, но он и машина исчезли.

Мои плечи горбятся, когда я исчезаю в аэропорту. Полет неудобный, но не из-за продолжительности, а из-за мыслей, терзающих мой разум. Я не могу перестать думать о выражении лица Кирилла, когда я отказалась остаться после того, как он попросил меня в третий раз.

И еще... этот поцелуй. У меня кружится голова при одной мысли об этом.

Когда я прилетаю в Россию, я переодеваюсь в туалете аэропорта, чтобы выглядеть иначе, чем когда я улетала. Я натягиваю толстовку и прячу пистолет за пояс. Затем я выворачиваю свой рюкзак наизнанку, чтобы он был синим, а не темно-оранжевым.

Хотя Кирилл был зол на меня, когда высадил, я не могу быть слишком осторожной, так как он мог послать кого-нибудь следить за мной.

Я даже прячу свой телефон в камере хранения в аэропорту, так как уверена, что на нем есть какой-то трекер.

Мне требуется больше времени, чем нужно, чтобы выйти из здания, но я ухожу полностью удовлетворенная тем, что за мной никто не следит. А если и были, то я их уже потеряла. Тем не менее, я выбираю осторожные маршруты, езжу автостопом на нескольких больших грузовых автомобилях, пока не добираюсь до далекой деревни, где живет моя семья.

Я выхожу из последнего грузовика и прохожу около пяти миль по густому снегу и ледяному холоду, просто чтобы убедиться, что за мной не гонятся машины или люди.

К тому времени, как я добираюсь до места, которое мне дал дядя Альберт, я останавливаюсь. Я ожидала, что это будет деревня, но там всего лишь склад.

Он скрыт холмом и выглядит слишком похожим на склад из нашей последней миссии здесь...

Этого не может быть.

Мои чувства приходят в полную боевую готовность, и я поднимаю свой пистолет, когда мои шаги становятся осторожными. Дядя Альберт не привез бы сюда бабушку. Это неподходящее место для такой пожилой женщины или ребенка, как Майк.

Должно быть, произошла какая-то ошибка в координатах, которые он мне дал -

— Саша.

Я оборачиваюсь и, конечно же, вижу, что мой дядя стоит там, в снегу. Но он выглядит... по-другому.

Мой мирный дядя одет в армейские ботинки, а через плечо у него перекинуто огнестрельное оружие.

И он не одинок. Появляется еще несколько человек, все они одеты в боевое снаряжение и черные маски.

Наемники?

— Что происходит? — спрашиваю я, мой палец все еще на спусковом крючке. — Где бабушка? Кто все эти люди?

— Всему свое время, Саша. — мой дядя обнимает меня за плечи. — Ты так хорошо справилась.

— Я все еще ничего не сделала. — я вопросительно смотрю на него.

— О, но у тебя есть. Вот, надень это. — он протягивает мне маску, похожую на те, что носят другие.

— Дядя Альберт, ты можешь мне сказать, что происходит? Я думала, что я здесь из-за бабушки.

— О, в конце концов ты ее увидишь. — он надевает на меня маску, затем надевает свою и обнимает меня. — Я так горжусь тобой, Саша. Ты ведь знаешь это, верно?