– Пусть будет по-твоему, - с явным неудовольствием ответил Макгинесс. Будем поддерживать самый тесный контакт, Лайам.

Он вышел, как и вошел, через террасу.

Девлин налил себе еще, опустился в кресло, пригубил виски, подумал немного и снял трубку. Хотел было уже набрать номер, однако, чуть помедлив, снова положил трубку на место, достал из ящика стола черный прибор и включил его. Никакой реакции. Ни от телефонного аппарата, ни от чего-либо еще во всей комнате.

Он удивленно хмыкнул.

– Так. Значит, либо Фергюсон, либо Макгинесс. Один из двух.

Девлин набрал номер Фергюсона на Кавендиш-сквер.

– Фокс слушает.

– Он на месте, Гарри?

– В данный момент его здесь нет. Ну, как провели время в Париже?

– Очень приятная девушка. Понравилась, но произвела впечатление запутавшегося человека. Я лишь изложил ей голые факты, больше мне нечего было сказать. Документы, привезенные вашим курьером, взяла, но оптимистических прогнозов я бы делать не стал.

– А я никогда не был оптимистом, - ответил Фокс.
– Что там в Дублине? Вы можете поправить дело?

– Макгинесс уже был у меня. Он хочет взять Черни и как следует потрясти его.

– Может быть, это наилучшее решение.

– Ох, Гарри. Белфаст действительно нехорошо подействовал на тебя. И тем не менее ты, возможно, прав. На одни сутки мне удалось задержать его. Если понадоблюсь, я у себя. Кстати, я дал Ворониной свою визитку. Представь себе, Гарри, она сочла меня неисправимым романтиком!

– Вы очень убедительно играете свою роль, но мне кажется, что это не только игра.
– Фокс рассмеялся и повесил трубку.

Некоторое время Девлин сидел насупившись. Потом снова раздался стук в дверь террасы, и на пороге появился Гарри Кассен.

– Гарри!
– воскликнул Девлин.
– Вот кто делает лучший омлет в мире. Тебя мне послало само небо!

– Лестью от меня многого не добьешься.
– Кассен налил себе виски.
– Ну, как Париж?

– Париж?
– удивленно спросил Девлин.
– Ах, это была всего лишь шутка. По поручению университета я ездил на кинофестиваль в Корк. Переночевал там и вернулся обратно на машине голодный как волк.

– Ну, ладно, - сказал Кассен.
– Ты накрываешь на стол, а я делаю омлет.

– Ты настоящий друг, Гарри.

Кассен остановился у двери.

– А ты сомневался, Лайам? В конце концов, мы ведь знаем друг друга много лет.
– Он улыбнулся и исчез на кухне.

В надежде привести себя в порядок Таня принимала горячую ванну. В дверь постучала и вошла Рубенова с кофе.

– О, спасибо.
– Татьяна протянула руку и взяла чашку с подноса.

Наташа подвинула к краю ванны табуретку и присела.

– Ты должна быть очень осторожна, сердечко мое. Понимаешь, Таня?

– Странно, - ответила она.
– Так меня еще никогда не предупреждали.

Тут ей подумалось, что со дня того кошмара в Друморе, иногда мучившего ее по ночам, она всегда чувствовала себя защищенной. Масловские оказались хорошими родителями. Ей ни в чем не было отказа. В социалистическом обществе, возникшем под знаком ленинского лозунга "Вся власть народу", реальная власть на самом деле была привилегией немногих.

Советская Россия стала кастовым обществом, в котором значение человека определялось не его личными качествами, а занимаемой должностью, Таня была дочерью Ивана Владимировича Масловского, что подразумевало великолепную квартиру, спецшколу, внимательное отношение к ее таланту. На дачу семья ездила с шофером на "Чайке" по безлюдной государственной трассе. Деликатесы на их обеденном столе, так же, как и платья, которые она носила, покупались, естественно, в спецсекции ГУМа по определенным талонам.

На все это она не обращала внимания, так же, как и на процессы против диссидентов и на существование ГУЛАГа. И точно так же она старалась упрятать подальше в подсознание созданную когда-то Масловским чудовищную реальность Друмора, где она стояла на коленях перед простреленным телом родного отца.

– Тебе стало легче?
– спросила Рубенова.

– Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце.
– Она завернулась в него и спросила:

– Ты хорошо рассмотрела зажигалку Туркина, когда я прикуривала?