– Профессор Лайам Девлин, Тринити-колледж, Дублин.
– Она подняла глаза.
– Профессор чего?

– Английской литературы. Как и большинство гуманитариев, занимаюсь довольно обширной тематикой: Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Брендан Биен, Джеймс Джойс, Вильям Батлер Йетс. В общем, довольно пестрая компания. Католики и протестанты. Но все - ирландцы. Собственно, мы немного отвлеклись от дела.

Он засунул визитку обратно в бумажник. Татьяна спросила:

– Скажите, а каким образом профессор старинного и известного университета попадает в такие переделки?

– Вы когда-нибудь слыхали об Ирландской Республиканской Армии?

– Об ИРА? Само собой разумеется.

– Я состоял в этой организации с шестнадцати лет, но теперь отошел от активной работы из-за несогласия с методами, которыми пользуется Временная ИРА в своей нынешней кампании.

– Подождите, помолчите, дайте я сама угадаю.
– Таня улыбнулась.
– Вы ведь в душе романтик, не правда ли, профессор Девлин?

– Неужели?

– Да. Потому что только романтику может прийти в голову носить такую оригинальную шляпу. Но за этим, конечно, скрывается и многое другое. Подкладывать бомбы в ресторанах, чтобы убивать детей и женщин, вы не сможете. Но мужчину застрелили бы не раздумывая, особенно если это профессиональный преступник.

Девлин начал ощущать себя не в своей тарелке.

– Что за фантазия пришла вам в голову высказать мне все это?

– А почему бы и нет, профессор Девлин? Я вас поняла. Вы - настоящий революционер, безнадежный романтик, который больше всего боится, что все это закончится.

– Это? Что "это"?

– Игра, профессор. Безумная, опасная и прекрасная игра, которая только и делает жизнь настоящей для такого человека, как вы. Хорошо, хорошо, может быть, вам и нравится замкнутый мир университетской аудитории, или, может быть, вы только пытаетесь убедить себя в этом. Но при первой же возможности вдохнуть запах пороховой гари...

– Позвольте мне просто передохнуть, - прервал ее Девлин.

– А самое худшее, - продолжала она, не обращая внимания на только что прозвучавшую просьбу, - это то, что вы хотите иметь и то и другое одновременно. С одной стороны - славно побабахать из пистолета, а с другой устроить миленькую и чистенькую революцию, в которой не убивают невинных.

Она сидела, как-то совершенно по-особому скрестив руки, будто ухватившись за саму себя.

– Ну что, ничего не забыли?
– спросил Девлин.

Она криво усмехнулась.

– Иногда я сама себя так завожу, пока пружина не лопнет.

– И тогда на слушателей обрушиваются все эти фрейдистские штучки, добавил он.
– За водкой и клубникой на даче Масловского это производит неизгладимое впечатление.

Лицо ее приняло строгое выражение.

– Я не позволю вам насмехаться над ним. Он всегда был очень добр ко мне и, в конце концов, он - единственный мой отец.

– Может быть, - согласился Девлин.
– Но Масловский не всегда был им.

Татьяна гневно взглянула на него.

– Хорошо, профессор Девлин, может быть, пора рассказать, что же все-таки вы от меня хотите?

Он не упустил ничего, начав с йеменской истории Виктора Левина и Тони Виллерса и закончив убийством Левина и Билли Уайта в Килри. Потом довольно долго сидел молча.

– Левин говорил, что вы часто вспоминаете о Друморе и обстоятельствах смерти отца, - мягко вернулся к беседе Девлин.

– Да, время от времени тот кошмар вырывается вдруг из подсознания, но так, как будто это случилось не со мной. Я словно сверху вниз смотрю на маленькую девочку, склонившуюся под дождем над телом своего отца.

– А Майкл Келли, или Качулейн? О нем вы вспоминаете?

– Его я никогда не забуду, - произнесла она глухо.
– У него было странное лицо, будто у юного великомученика. Но самой странной была его мягкость, его нежность ко мне.

Девлин взял ее за руку.

– Давайте немного пройдемся.

Когда они шли по парку, Девлин спросил:

– А Масловский когда-нибудь заговаривал с вами о тех событиях?

– Нет.

Девлин почувствовал, как ее рука напряглась.

– Спокойно, - произнес он тихо.
– А теперь самый важный вопрос: вы никогда не пытались сами заговорить с ним?

– Нет, черт побери!

– Вам, конечно, этого тоже не особенно хотелось, - настаивал он.
– Ведь это все равно что ткнуть палкой в осиное гнездо.

Татьяна остановилась, посмотрела на Девлина и снова скрестила руки своим особым жестом.

– Что вам от меня нужно, профессор Девлин? Мне что, перебежать, как Левину? Зачем? Чтобы рассматривать тысячи фотографий в надежде узнать Келли?

Они сели на ближайшую лавочку, и Таня наклонилась к Девлину.

– Хочу открыть вам одну тайну, профессор, вы здесь, на Западе, глубоко ошибаетесь, думая, что все мы только спим и видим, как бы сбежать из своей страны. Мне там нравится.
– Я - известная пианистка. Я обладаю свободой передвижения везде, в том числе и в Париже. И никакого КГБ - за мной по пятам не ходят люди в черных плащах. Я иду куда хочу.