– Нет. Вы просто голодны, и оттого не понимаете мой юмор. Открою вам секрет, дамы от него без ума.

– Вам льстят. Вероятно, так же, как и насчет остальных ваших достоинств.

– Это вы недооцениваете, – рассмеялся Кристиан. – Другая на вашем месте только радовалась бы, а не мечтала бы тайком о старых плесневелых баронах.

– Вы так мило смотритесь вместе, – улыбаясь, заметила Сесиль, поджидающая их у конца лестницы. – Вы просто созданы друг для друга. Проходите в обеденную. Стол накрыли, ждем только вас.

В обеденной за столом уже сидели Олаф и Жаклин – миловидная, простая девушка.

– Ничего, что мы так, по-семейному? – спросил Олаф. – У нас нет отдельного стола для гостей. Да и Сесиль считает, что совместные завтраки и ужины помогают путешественникам не чувствовать себя одинокими. Но если вас смущает наше общество, то Жаклин подаст вам ужин наверх или можете сходить в «Красную корову»…

При этих словах Сесиль взглянула на мужа почти с угрозой.

– Но я бы не рекомендовал. Готовят там не так, как моя дорогая Сесиль.

И правда, стол был накрыт превосходно: в центре его на блюде возлежал гусь, запеченный с яблоками, от одного взгляда на который непроизвольно текли слюнки, на закуску предназначался мягкий козий сыр, запивать полагалось вином.

Хозяйка прокомментировала каждое блюдо. По ее словам, для гостей она подала все самое свежее и лучшее.

Когда путешественники расположились за столом, Сесиль спохватилась и поставила мед:

– Это к сыру, так вкуснее.

– У вас часто останавливаются? – спросил Кристиан, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– Осенью, когда созревает виноград, наша комната для гостей не пустует. В остальное время по-всякому бывает, – ответила Сесиль. – В основном это торговцы. Покупают вино здесь и продают потом на ярмарках. Попробуйте, наше вино прекрасно. Такого больше нигде не найдете.

– Вы же не торговцы? – спросил Олаф.

– Мы едем из Ольстена, – ответила Энни, потому что Кристиан в это время был занят поеданием румяной гусиной ножки. – Вчера мы попали в грозу. Наша карета сломалась. А лошадь убежала. Теперь нам бы найти того, кто сможет помочь.

– Страшная была буря, – согласно покачал головой Олаф.

– Нас чуть не раздавило упавшим деревом. А потом карету едва не разнесло в щепки. И только благодаря горячим молитвам госпожи Энианы, мы сидим перед вами, – Кристиан с наигранным обожанием посмотрел на Энни, а она больно пнула его по ноге в отместку.

– Ваша невеста сущий ангел, – умилилась Сесиль.

– Да что я? Наш кучер молился всю ночь не переставая.

– Кстати, о Джероме. Чем быстрее я увижусь со старостой, тем скорее он окажется здесь. Мы в тепле, у нас над головой крыша и вкусная еда на столе, а он мерзнет.

– Вы такой добросердечный, – восхитился Олаф.

– Простите, вы сказали «я увижусь», а не «мы»? Вы собираетесь к нему отправиться сами? Без меня? – спросила Эниана.

– Именно так. Я отправлюсь к старосте, а вы, моя дорогая, будете заниматься тем, что у вас лучше всего получается – молиться.

– Ну уж дудки!

Олаф и Сесиль переглянулись, а Жаклин переводила удивленный взгляд с Кристиана на Энни.

– Хорошо, мы пойдем к старосте вместе.

– Олаф покажет вам дорогу.

Кристиан расплатился с хозяевами за два дня пребывания сразу после ужина. В этот раз он не торговался, чем удивил Энни. Но и цена, запрошенная старичками, была значительно ниже, чем на прошлом постоялом дворе за ночь на сеновале.

Дом господина Жильбера находился по соседству. Сам Жильбер был тучен, а его одутловатое лицо откровенно свидетельствовало, что в жизни он повидал много всякого и его на мякине не проведешь. Энни господин Жильбер воспринял как приложение к Кристиану и даже не удостоил ее взгляда. Пока мужчины разговаривали в кабинете, Энни прохаживалась в гостиной и рассматривала обстановку под пристальным взглядом то ли помощницы по хозяйству, то ли супруги Жильбера. Если бы не эта женщина, Энни уже давно стояла бы под дверями кабинета подслушивая.

Разговор шел не так, как хотелось Кристиану. Жильбер запросил слишком много. Столько Кристиан заплатить не мог. Его кошель внушительно похудел за последние два дня. Уговоры и посулы на Жильбера не действовали. Дарить приезжим двух лошадей, даже самых задохлых, он не собирался. В том, что деньги за лошадей никто не вернет, он был убежден.

Кристиан из кабинета вышел один, злой и взъерошенный. Жильбер не стал провожать посетителей, решив, что те сами найдут выход. Кем бы они не представились, на этой земле и в этом доме он единственный хозяин.