Истина оказалась невероятнее любых слухов. Из докладов вполне трезвых и здравых разумом взводного и дежурного по крепостице следовало, что на рассвете в их внутренний двор внезапно опустилась стая крылатых нелюдей числом в пятнадцать морд. Стража видела их и даже пыталась отпугнуть, но расстрелять незваных гостей на подлёте не рискнула, потому что они несли с собой человека, завёрнутого в охотничью сеть. Спустившись на землю, крылатые подняли невероятный галдёж, но нападать на людей не спешили, поэтому взводный на всякий случай приказал закрыть ворота крепостицы и попытался выяснить, с чем к нему пожаловали столь необычные посетители.

Сделать это оказалось не так уж просто. Крылатые размахивали когтями и орали все разом, причём понять что-либо из их выкриков было решительно невозможно, а единственное существо, способное изъясняться по-человечески, принесённая в сети девушка, только плакала и твердила, что кому-то в лесу срочно нужна помощь. Оценив обстановку, взводный отправил в Городец вестового, а потом распорядился вытащить для ухокрылов на двор водопойную колоду и разделать несколько кур. Пока крылатые ели и пили, установилось хоть какое-то подобие тишины, и это позволило поговорить с девушкой без помех. Она рассказала, что ухокрылы вовсе не хотят людям зла, но ей не подчиняются и не понимают человеческих слов. Они просто должны были доставить её в Ольховец, но ошиблись крепостью, и теперь нет никакой возможности объясниться с ними, чтобы продолжить путь. К сожалению, единственный гарнизонный маг, целитель Пригляд*, не обладал способностью понимать речь нелюдей, и потому дальнейшие переговоры пришлось отложить до прибытия в крепостицу княжича и сопровождающего его господина дэль Ари.

Мастер Мерридин вышел к крылатым гостям. Вернувшись, он рассказал историю, больше напоминающую тормальскую сказку, чем творящиеся сей миг под Маэлевым Оком дела. Девица, странствующая по воздуху с кланом крылатых, оказалась небезызвестной Красой. Уже одного этого Милославу хватило, чтобы насторожиться: где бы ни появлялась беспокойная Гардемирова дочь, вокруг неё неизменно начинало пахнуть неприятностями самого скандального толка. Но главное известие заключалось в том, что крылатые не отпустят девушку к людям до тех пор, пока им не будет возвращён живым и невредимым их сородич, захваченный в плен людьми.

Выслушав мага, какой-то миг Милослав даже размышлял шутки ради, не предоставить ли Красу её собственной судьбе, однако пришёл к заключению, что это было бы жестоко по отношению к ухокрылам. Поэтому, отдав своим людям распоряжение готовиться к новой поездке, он поручил господину дэль Ари донести до предводителя крылатых, что для исполнения их требования придётся проследовать в другую крепость. Всего пол склянки диких воплей с размахиванием крыльями — и крылатые согласились освободить Рискайскую крепостицу. Правда, лететь куда-либо они наотрез отказались, опасаясь обмана со стороны людей, и потому княжий поезд должен был проследовать в Ольховец вместе с ними.

Пока княжьи люди собирались в дорогу сами и готовили лошадей, ухокрылы ждали их, расположившись на привратной площади. Однако в посаде жили тормалы, и многие, будучи выходцами из Дикого леса, видели в ухокрылах добычу либо смертельных врагов. Во избежание безобразий княжич приказал оцепить площадь, закрыв проход на неё со всех сторон вплоть до отбытия его поезда в Ольховец.

Не даром тормальская пословица гласит, что незваные гости ходят гуртом. Мало было одной Красы, не успев тронуться в путь, княжич получил известие, что в посад ломится его вздорный брат Благослав, вечно тянущий за собой хвост из дурных слухов и беспорядков. В этот раз он заявился из Торма, притащив с собою вооружённого до зубов горца и полумёртвого мага с сомнительной репутацией. Избежать встречи с ними не удалось: гарнизонный целитель распорядился нести раненого в перевязочную, и добровольными носильщиками, конечно же, вызвались Благослав и его горец. Кстати, при личном знакомстве выяснилось, что это не какой-нибудь гридский абрек**, а единственный сын амира Кравотыни.

Естественно, братец Благ пожелал ехать домой вместе с поездом, и безусловно, он тут же завалился спать в возке Милослава, заняв там всё свободное место и отравив воздух крепкой вонью застарелого пота. В отличие от Благослава, амираэн оказался человеком воспитанным, он навязываться не стал, просто пристроился к поезду и ехал вместе со стражей на своём мелком вороном иноходце. Но, как видно, скитания в Торме вымотали и его: очень скоро парень крепко заснул на ходу, рискуя свалиться под копыта. Заметив это, Милослав велел снять его с седла и уложить в одну из повозок.

Раненого мага Меридин попросил тоже взять с собой, объяснив это желанием лично проследить за его выздоровлением. К добру или к худу, тот так и не пришёл в себя, и его тоже погрузили в повозку. Рядом с ним разместили завёрнутую в сеть Красу. Теперь она спала, нежно обняв своего непутёвого мужа, и сон их сторожил ухокрылий вождь. И весь этот передвижной зверинец неторопливо двигался по тракту, чтобы вскорости обрадовать своим появлением всех ольховецких зевак.

— Мерридин, — тихо позвал княжич своего советника, — раз уж эти... гм… создания ночи и впрямь разумны, почему никто до сих пор не заключил с ними союз? Крылатые воины могли бы стать весьма грозной силой на службе у правителя, который сумел склонить их на свою сторону.

— Пусть вас не обманывает их грозный вид, — ответил старый маг, до этого безмолвно ехавший рядом. — Крылатые не способны служить. Они вспыльчивы, свободолюбивы и не переносят принуждения. К тому же разговоры с ними — опасное дело. Полагаю, лишь крайняя нужда заставила господина Нортвуда прибегнуть к помощи столь ненадёжных существ. Хотел бы я узнать, для чего он сделал это.

Милослав едва заметно улыбнулся.

— Так вот зачем мы тащим его с собой вместо того, чтобы оставить в гарнизонном лазарете? А я уж было подумал, что ты не чужд милосердия.