Ладони Мэддокса вспотели. Спина тоже. Футболка еще не промокла, но это был только вопрос времени. Кондиционер в коридоре отеля работал на полную мощность, холодный воздух хорошо обдувал. Но это не имело значения. Он вспотел, потому что нервничал. Он не сомкнул глаз, думая о ней всю ночь. Четыре чашки кофе, которые он выпил до восьми часов утра, не помогали.

Он внимательно изучил дело. Файлы. Улики. Он начал с пиццы и пива, но едва дошел до первой страницы, как бросил недоеденный первый кусок, слишком измученный, чтобы жевать и глотать, и слишком погруженный в ужасные подробности.

У него не было слабого желудка. Нельзя быть детективом со слабым желудком. Ему приходилось есть и при худших обстоятельствах. Черт, он регулярно завтракал пончиками и рогаликами на месте преступления.

Но сейчас все было по-другому.

Кандалы. Те, что они нашли в подвале дома. Фотографии, сотни фотографий, откровенные и тошнотворные. Видео насилия, убийства. Останки, найденные на заднем дворе. И этот человек все еще был на свободе.

Хавьер Дель Рио. Ранее осужденный за изнасилование. Вооружен и опасен.

Его огромные руки фигурировали в большинстве найденного снафф видео, безошибочно узнаваемые черные волосы, покрывавшие каждый квадратный дюйм его тела, и тюремная татуировка на предплечье.

Он убил много девушек, сколько именно, они не были до конца уверены. Они знали только то, что убийца разгуливал на свободе, и каждый полицейский в штате Миссури и половина в Иллинойсе разыскивали его. Это был лишь вопрос времени, когда его поймают.

Мэддокс подумал о том, каково было бы заполучить его в свои руки, и захочет ли он вообще доводить дело до суда? То, что он видел, вызывало у него непостижимую тошноту, и даже ящик пива не мог заглушить боль.

Ри…

Ри жила так. В этом месте. Десять гребаных лет.

Как она до сих пор держится? Как она после этого бросается шуточками и говорит с сарказмом? Да как вообще ходит? Мэддокс знал, что люди устойчивы. Он видел, как они пережили многое, что казалось ему невозможным.

Но это… пережить такие муки?

Именно по этой причине он потел, нервничал и не мог осознать всю величину того, что ему предстоит. Он должен допросить этих девушек, свою девушку, ту, которую искал десять лет. И ту, которую подвел. И он должен расспросить их об ужасных вещах, которые они пережили.

Эрик постучал в дверь гостиничного номера, умело не комментируя пот, покрывающий брови Мэддокса, или множество других признаков расшатанных нервов. Он стучал добрых три минуты назад, но ответа так и не последовало. Никаких звуков шагов, вообще никаких признаков жизни.

Желудок Мэддокса, и без того скрутившийся в узел, опустился на три этажа вместе с этой тишиной. Худшее уже случилось с ними, он это знал. Но он также знал, что в жизни не было предела страданиям. У худшего не было ни потолка, ни дна. В его голове проносились сценарии, объясняющие это молчание, но ни один из них не был хорошим.

Мэддокс поднял потную руку, сжал ее в кулак и снова постучал, сильно.

Эрик наклонился ближе к двери, многозначительно вдохнул, затем с ухмылкой посмотрел на Мэддокса.

Мэддокс фыркнул.

Слабый запах травки и алкоголя.

Он постучал снова, своим целеустремленным, граничащим с агрессивным «полицейским стуком», которым Эйприл безжалостно дразнила его. При мысли о сестре что-то щелкнуло внутри.

Дверь открылась. Жаклин, с волосами, похожими на птичье гнездо, и нахмуренным лицом, уставилась на них.

— Господь всемогущий, не могли бы вы стучать по громче? — застонала она.

Руки Мэддокса были сжаты в кулаки.

— Мы же сказали, что зайдем за вами в восемь.

Она издала звук, похожий на фырканье, и, повернувшись на пятках, направилась обратно в гостиничный номер. На ней была надета та же мешковатая толстовка, которую ей дали накануне, ее длинные ноги были обнажены. Обнажены и покрыты едва заметными шрамами.

Мэддокс воспринял открытую дверь как приглашение, но был вынужден на секунду задержаться перед стеной запаха, ударившего в него, как только он переступил порог.

Запах выпивки, травки и фастфуда исходившего от человека, очнувшегося ото сна на стуле в углу комнаты.

— Эйприл, какого хрена ты здесь делаешь? — спросил он, глядя на свою, явно страдающую от похмелья, сестру.

Она потерла глаза тыльной стороной ладони, еще больше размазывая черную тушь.

— Я просыпаюсь и спрашиваю, почему ты не принес кофе, — хрипло пробормотала она.

Жар нарастал в основании его живота. В этом не было ничего необычного, учитывая, что его младшая сестра регулярно приводила его в ярость. Она сошла с ума после всего, что случилось с Ри. Она не знала, как с этим справиться. С горем, болью и неопределенностью. Никто из них не знал. И оба они сделали то, что подростки делают лучше всего, когда не могут понять свои чувства, — они восстали самым предсказуемым и шаблонным образом.