– Может быть, приоритеты специально не сменились, чтобы вам о чём-то напомнить и чему-то научить при повторении урока? – предположил я

Она усмехнулась

– Хотите сказать, что наше окружение – отражение нас самих?

– Это всего лишь предположение. И как вы теперь относитесь к мачехе?

– Терпимо, если учесть, что мы давно не живём вместе, и она ухаживает за моим престарелым отцом, доставшимся ей вместе со всем наследством.

– Про отрицательных героев я кое-что понял, теперь расскажите что-нибудь о положительных, пожалуйста. Например, о вашей сестре! Кто она в прошлом, и какие отношения у вас сейчас? – сказал я, и поставил своей «Турой» ей первый шах.

– Сестра для меня всё ещё загадка! Я не вижу её в прошлом, но в детстве мы не очень ладили, а когда выросли, отношения стали более спокойными и всё равно в них отсутствует тепло.. Для неё, как и для отца, я обуза, доставшейся ей в наследство от родителей, тот самый чемодан без ручки, которого она очень стыдится. Но если уж чемодан и достался, видимо, было за что…

– Стыдится?

– Да. Раньше это проявлялось, в том, что ей постоянно хотелось спрятать меня в другой комнате от своих друзей и знакомых. Теперь она поняла, что прятать бессмысленно, однако, с удовольствием перепоручить помощь мне в общественном месте кому-то другому. Всё что угодно, но без неё…Она такая вся фифочка и вдруг рядом с такой, как я… Её можно понять, хотя раньше меня это сильно задевало.

– Разве вы сами не прячете себя от всех, ведя затворнический образ жизни? А ваша сестра просто отражает вас саму. И потом, вы так занимательно рассказали почти обо всех шахматных фигурках, но не сказали какая из них ваша?

Алани удивлённо повела бровью

– Здесь нет фигуры похожей на меня! Как обычно, я осталась за кадром. – сказала она нарочито обиженным тоном и рассмеялась.

– И что сие может означать? – спросил я

Она, словно маленький ребёнок, состроила недоумевающую рожицу и пожала плечами, а я продолжил:

– За кадром обычно остаётся серый кардинал или режиссёр…

– Я не серый кардинал! – фыркнула Алани – Хотя было бы неплохо… И снова засмеялась

– Тогда режиссёр. – спокойно заключил я, – Хороший режиссёр! Отлично с режиссированной новой драмой и отменной подборкой актёров!

– Не понимаю о чём речь – растерялась она

 Между тем освоив немного принцип шахматной игры, я вошёл в такой раж, что начал ставить бесконечные шахи Королю, которого Алани едва успевала спасать, теряя при этом всё больше своих фигур. Казалось, ещё немного, и я поставлю ей окончательный шах и мат, но она меня опередила.

– И я знаю, почему вам не нравится, когда вас называют «Пан Доктор»! – вдруг выпалила она

 Удивлённо посмотрев на Алани, которая, прибывала словно в каком-то трасе, я заметил, как лихо она варьирует к моему «Королю» своим уцелевшим офицером, то есть «Слоном» и с некой опаской спросил:

– И почему же мне не нравится «Пан Доктор»?

– В одной из прошлых реальностей я была солдатом, не знаю, на какой войне, но очень жестокой войне…Меня сильно ранили, и я попал в госпиталь… Доктор! Он спас мне жизнь, но лишил ног! Оттяпал почём зря, сделал из здорового вояки полного овоща, ни к чему не приспособленного, и от которого потом все отвернулись…Это были вы, Том! Ваше имя в прошлом – Франц фон Штиль или доктор Штиль, хороший доктор, но не лишённый человеческой подлости, а теперь вы Том Мартин – «обычный психолог»…

 Впервые стало не по себе, я занервничал и покрылся испариной. Откуда она знала?

На дружеских посиделках, когда мы в очередной раз развлекались регрессиями, я увидел себя – военным хирургом по имени Франц фон Штиль, спасающим жизнь солдатам на чудовищной войне, иногда ампутируя им конечности. В то время и ситуации это был единственный способ спасти многих от гангрены. Но один солдат всё же стал исключением, потому что таким кардинальным решением, я, точнее, доктор Штиль отомстил ему. Грубый и неказистый солдафон, старый знакомый доктора, пользовался огромной популярностью у женщин, в то время как красивого, интеллигентного из высокого сословия доктора никто в упор не замечал! Это сильно задевало, и доктор воспользовался первой же возможностью…

 Довольно странное и неприятное видение, о котором я вскоре забыл, как о страшном сне, однако, всегда ненавидел слово «Доктор», а обращение – «пан Доктор» – меня сильно коробило…

Об этом не знал никто, кто бы мог рассказать Алани, пусть даже кто-то и подослал ко мне эту «сумасшедшую».

Всё походило на какую-то мистику, а я терпеть это не мог, всегда находя рациональное объяснение всему, но только не в это раз!

– Но вам же спасли жизнь! – возразил неожиданно я

– Лучше бы убили, чем обрекли на невыносимое и жалкое существование …

И я вспомнил про свой давний сон, повторяющийся несколько лет подряд. В нём я бродил по развалинам послевоенного города, постепенно переходя на какой-то рынок, где непременно натыкался на безного калеку, одетого в драный, военный пиджак, просившего милостыню у всех, кто заходил в ворота этого места. Когда я подавал ему милостыню, он прожигал меня насквозь ледяным взглядом, и швырял деньги мне в лицо со словами «Будь ты проклят!». Я вздрагивал и просыпался в холодном поту, тщетно пытаясь вспомнить, кто он и почему от этого мне было так досадно, словно это происходило наяву.