Александр Хлебников
Круг позора
Я в центре "черного круга". Какой беспощадно яркий свет! Не от него ли так жарко, так мерзко потеют ладони?
Близко амфитеатром - люди. Их лица выражают брезгливость и холодное любопытство. Они смотрят на меня, как на диковинное уродливое насекомое. Не только сидящие здесь - меня видит и слышит вся планета, база на Луне, Марсе, Нептуне, все околоземные орбитальные станции.
"Черный круг" позора - высшая мера наказания для тех, что совершил самые страшные преступления. Он пустовал сорок лет, с двухтысячного года, и вот я стою на нем. Я должен откровенно рассказать все, как было. В каком-то странном оцепенении я слышу первый вопрос:
– Олег, что вы делали в момент, когда на рудовозе "Луна-семь", пришвартованном к вашей орбитальной станции "Лонгоза", произошел непредвиденный выхлоп из сопла боковой корректирующей дюзы?
– Я и второй помощник механика Николай Ардов в открытом космосе занимались электросваркой. В наружном корпусе секции "А-сорок четыре" мы меняли лист.
– В чем вы были одеты?
– В облегченных скафандрах для непродолжительных работ.
– Ваше транспортное оснащение было полным?
– Нет. Маневровый пистолет взял лишь я. Без него я не мог: мне надо было подавать Нику инструмент и материал. Ник свой пистолет оставил в гардеробной, сказав, что руки его все равно будут заняты. Он ограничился страховочным фалом.
– Какова была ваша степень свободы в рабочей зоне?
– Я плавал возле Ника; а он, чтобы удобнее вести сварку, привязал себя фалом к скобам корпусной обшивки.
– Монтажные ножи были у обоих?
– Только у меня.
– Скажите, Олег, было ли у Ардова время в момент аварии развязать фал?
– В его распоряжении были считанные секунды.
– Значит, его гибель была неизбежной?
– Этого я не утверждаю.
– По вашему мнению, Ардов мог уцелеть?
– Да. Ему нужно было перерезать фал. Затем мне следовало подхватить Ника и отбуксировать его в сторону. Форсированная тяга моего пистолета позволяла осуществить такой маневр.
– Почему вы не поспешили Ардову на помощь?
– Я растерялся.
– Для состояния растерянности характерно отсутствие волевого импульса. А вы мгновенно среагировали на опасность.
– Да-да! Я струсил! Что вам от меня еще надо? Вам нужно признание? Вот оно! Я ошибся! Я не компьютер! Я не знал, что у нас с Николаем имелось еще несколько секунд.
– А разве существенно, сколько их имелось? Когда другому угрожает смертельная опасность, об этом не размышляют. Тогда действуют! Рассчитывают секунды в критической ситуации машины. Компьютеры - те вправе ошибиться.
Кстати, до удара транспорта о "Лонгозу" оставалось двадцать две с половиной секунды. Их было достаточно для спасения Ардова... Впрочем, теперь об этом рассуждать бесполезно.
Нас интересует лишь одно невыясненное обстоятельство. Как известно, все переговоры при работах в открытом космосе обязательно записываются. Прослушав контрольные записи, мы столкнулись с загадочным фактом. Почему Ардов молчал, не звал вас на помощь?
– Он звал. Мы были друзья, понимали друг друга с полувзгляда. Ник посмотрел на меня, а я...
– Продолжайте. Что же вы замолчали?
Но говорить дальше я не мог... Я вновь вижу его глаза... Наверное, до конца своих дней не забыть мне их!
Когда на рудовозе из-за неисправности включилась та злосчастная дюза, Ник заканчивал последний шов.
– Славно поработали, - разгибаясь, улыбнулся он.
Мне хорошо было видно его лицо. Мы находились на теневой стороне "Лонгозы", обращенной к Земле, и солнцезащитные фильтры в шлемах не опускали. А Земля светила достаточно ярко. Всего 350 километров отделяло ее от нас. Огромная, сияющая белоснежными облаками, из-за которых голубело Средиземное море и желтели пески Африки, она щедро освещала наши скафандры. На фоне угольно-черного неба они казались то серебряными, то облитыми голубым пламенем...
– Возьми-ка горелку. Сейчас отвяжусь - и домой, - оборотясь ко мне, сказал Николай.
Я висел от него метрах в двух. И вдруг по его лицу я понял, что за моей спиной происходит страшное.
Крутнувшись, я похолодел. Прямо на нас надвигалась гигантская туша рудовоза. По-прежнему пришвартованный носовой частью к причалу, он почему-то разворачивался кормой. Неотвратимо, быстро на нас валилась тысячетонная громада. Какие-то мгновения - и нас прижмет к борту "Лонгозы". При состоянии невесомости нет силы тяжести, но масса-то тела сохраняется!