– Я вскакиваю сильно бью рукой по полу, разлетаются в дребезги часы. Оглядываюсь по сторонам в поиске того что еще можно здесь разломать. Опрокидываю стол для чая со всем стоящим на нем. Потом принимаюсь за столы и стулья и бьюсь в истерике а наконец обессиленный убегаю на задние ряды и начинаю так рыдать, что не хватает даже воздуха в легких.

– Как потом оказалось, все это длилось не менее часа. Когда я пришел в себя и открыл глаза моему удивлению небыло предела. Я сидел в центре круга всей нашей группы и они все это время молча присутствовали в моей судьбе даже не подозревая что творилось у меня внутри, но зная что это очень важное для меня. С тех пор я стал осторожнее в отношении своих первых впечатлений о людях.

– Я не мог себе даже представить, что когда нибудь стану участником подобного реалити-шоу. И что я из него вынес? Как мне тогда казалось ничего полезного. Только лишний раз укрепился в убеждении, что в моих бедах виноваты родители. Я и раньше это знал, и какой в этом инсайт и стоило ли так рыдать. Пусть Питер занесет это в свой профессиональный актив а мне нужно подумать что со всем этим делать дальше.

– Наверное я превратился в старика Плюшкина, и давно несу на себе мешок всякого хлама в котором и потерялся сам. И ноги уже подкашиваются и выбросить жалко. И притом я еще стал законченным эгоистом, циником и мизантропом, если позволяю себе так плохо думать о людях, которые готовы если не разделить то хотя бы поучаствовать в моей судьбе.

–

– Через год отец ушел. Ушел по настоящему навсегда. А не так как на том семинаре не дождавшись пока я его обниму.

– Мама потом рассказала что накануне своей смерти, отец долго лежал в бреду и считал до десяти по польски, пропуская цифру четыре. Видимо его сознание впало в детство и пыталось говорить на своем детском языке. Во время его детства часть Беларуси, на которой он родился, была польской территорией и он учился в польской школе. Во время войны воевал в войске Польском. В 18 лет был ранен в ногу в боях за Варшаву. Всю жизнь хромал и давно позабыл язык своего детства.

– Но детство не забыло его в этот самый трагический для него день, пытаясь ему помочь. Он так и умер 4.04.2004 г, не сумев преодолеть эти три четверки.

– Сейчас даже самому себе стыдно признаться в том, что смерть своего отца я пережил совершенно спокойно без эмоций. Как уход из жизни совершенно постороннего для меня человека. Неужели мой эгоцентризм был возведен на такой пьедестал, что смерть человека подарившего мне жизнь даже не выдавила из меня ни одной слезинки.

– Впрочем жизнь которой я живу трудно назвать жизнью. Иначе я не писал бы все это смотря на эти таблетки и билет на самолет, а просто бы жил и не задумывался о том чем закончится этот день. Хотя конечно я лукавлю. Если бы передо мной стоял выбор: не родиться или проживать ту жизнь, которая мне досталась, конечно я выбрал бы пусть такую, но жизнь. Потому что сегодня я был под крылом своего ангела, своей любви, которая мне и помогла добраться сюда, на похороны своего отца.

–

– В тот день я постоял немного для приличия у гроба отца и даже прикоснулся губами к черной ленточке у него на лбу. А потом ушел в свою детскую комнату и сразу укрылся саваном своего личного страха смерти, в который неистово стучали мои панические атаки и только рука жены напоминала мне о том что я еще жив. А она, мой визави была там за соседней дверью.

– За окном был апрель, а мне было 44 года. Те три четверки, которые отец унес с собой. А я их смог пережить.

– Может это какой то мистический знак или подсказка подумалось мне когда я пытался уснуть?

– На утро я все таки смог собраться. Организовал и похороны и поминки. Все прошло чинно и благородно, короче все как у людей.

– Накануне своего отъезда я просматривал наш семейные альбом с которого предварительно сдул изрядный слой пыли и вдруг нашел свой портрет, себя шестилетнего.

– Я помнил о его существовании, но никогда не пытался его отыскать, глубоко зарывшись в своих взрослых проблемах. Какое там детство с настоящим бы справиться.

– Но тут меня неожиданно словно молния ударила в мой закостенелый и рациональный мозг. В нем образовалось какая то трещина откуда наружу вылез третий глаз, смотревший на этот мир под другим углом. Правда при этом наступило ощущение раздвоения личности, но мне к этому не привыкать я часто разговаривал с самим собой.

– Я увидел жизнерадостного и счастливого мальчугана смотрящего на меня таким пристальным и внимательным взглядом, как будто он проникал в глубь меня и что то там пытался найти и подсказать.

– На голове после летней стрижки под ноль уже начали пробиваться волоски. Ведь был сентябрь, как сейчас помню, накануне моего шестилетия.

– Как я выпрашивал у своих родителей эти 3 рубля на эту цветную фотографию.

– 3 рубля в то время могли создать огромную дыру в нашем небольшом семейной бюджете, поэтому родители долго не соглашались. Тогда я нашел компромисс, пусть это будет подарком мне на день рождение. И родители сдались и наконец согласились.

– Каким я был счастливым, когда нес в своем кармане в детский садик эти три рубля, чтобы отдать их заезжему фотографу, и остаться навсегда в своей памяти самым счастливым человеком на свете.

– Да , а ведь малый был прав. Такого счастливого человека мне еще не приходилось видеть. И тем более я никогда не находил его в своем отражении в зеркале.

– Высокий лоб признак не погодам ума. И конечно этот завораживающий взгляд.

– А эта улыбка, краешками губ как у Джоконды. И даже лопоухость ему к лицу. И эта красивая матроска с галстуком.