– А помнишь нашего деда Юзефа.

– Он был статным, высоким стариком, с аккуратной щетиной и желтоватым лицом. Скорее всего у него была механическая желтуха, по причине синдрома Жильбера. Это повышенный уровень билирубин в крови. Этот ген как оказалось передался и мне. Просто я еще не стар и поэтому пока не желтый.

– Он был очень трудолюбив и прижимист, но жил какой то своей обособленной жизнью и складывалось впечатление, что ему никто в этой жизни не нужен. Бабка, его дети и внуки были сами по себе а он сам по себе, словно ходил и что то про себя думал.

– С утра вставал садился на свой старый велосипед и ехал в местную чайную. Наливал 50 грамм водки в бокал пива, выпивал его медленно, растягивая удовольствие и потом ехал обратно и целый день работал у себя в саду. Ухаживал за яблонями и часто ночевал в своем шалаше, охраняя их от местных пацанов. И еще его страстью было пчеловодство. Я помню его в причудливой маске, когда он открывал свои улья.

– Я так тянулся к нему, а он меня словно не замечал. Давал мне в день приезда 15 копеек и крутись внучек как хочешь и ни в чем себе не отказывай. !5 копеек хватало на пачку мороженного в местном сельпо как на огрызок дедовской любви.

– Сейчас я даже и не вспомню, что двигало мной тогда, когда я забрался на чердак дедова амбара и увидел там целый клад в виде большого количества бутылок и банок, покрытых огромным слоем пыли.

– Воспользовавшись отсутствием деда, мы взяли его велосипед и со своей двоюродной сестрой все это богатство погрузили в мешки и увезли на пункт приема стеклотары.

– Не важно сколько мы за все это выручили и как потратили, только на следующий день дед сказал моему отцу в моем присутствии: « Ты больше этого городского жулика мне не привози».

– По прошествии многих лет, когда я уже был офицером и вспомнил за рюмочкой с отцом эту историю, и отец мне рассказал. Что дед не поднимался на этот чердак никогда, уже много лет. Когда началась война и в их поселок пришли немцы, первым делом они согнали всех евреев в большой сарай как раз напротив нашего дома и там их сожгли. Дед спас семью одного еврея, своего соседа и всю оккупацию они жили на этом чердаке.

– Дед был хорошим ветеринаром, еще в русско-японскую воевал и поэтому к нему часто обращались немцы помочь с их лошадьми. Но каждый раз когда они появлялись на его дворе он прощался со своей семьей. Вот такая история из прошлого.

–

– Но все-таки если этот день закончится для меня благоприятным исходом, в чем я пока не уверен, и когда нибудь я увижу своего внука я стану для него самым лучшим дедушкой на свете. Я знаю каким он должен быть настоящий дедушка, ведь я его так долго рисовал в своем воображении, когда мечтал быть любимым внуком. Я стану для него настоящим и преданным другом. Я буду жить его жизнью, играть в его игры, рассказывать ему разные истории и конечно буду баловать , реализуя все его детские хотелки. И кроме своего Жильбера попытаюсь передать ему что то более полезное и нужное в жизни. Но самое главное я постараюсь оставить для него память о его счастливом детстве. Может она пригодится и ему когда-то, как и мне сегодня за которую в своем детстве я заплатил целых три рубля. За фотографию лысого и ушастого паренька, который сегодня меня пытается чему то научить.

– Я держал в своих руках себя шестилетнего и слушал, что он пытался мне рассказать своим взглядом.

– Ты разве не заметил, что я уже повернулся к тебе лицом, сказал он. Я тоже очень долго ждал того дня когда ты меня найдешь. Надоело уже сидеть в твоей умной голове, но глуповатой чуть чуть.

В день отъезда я пришел на могилу отца по настоящему с ним проститься и по-настоящему заплакал. Не заставляйте своих детей часто плакать в детстве, иначе у них не останется слез, которые они должны пролить на вашу могилу, вдруг подумалось мне. Но у меня они все-таки нашлись, за которые в детстве я заплатил три рубля. Это совсем небольшая цена за слезы прощения и покаяния, к сожалению запоздалого.

Я плакал и вспоминал каким я был жестоким и мстительным по отношению к своему отцу за свои детские обиды , вознесенные на пьедестал.

Я старался избегать разговоров с отцом и часто уходил из комнаты когда мы оказывались там одни.

Я даже отказался от своей детской мечты стать историком- археологом и поступил в военное училище лишь потому что не хотел от него зависеть.

И потом приезжал в отпуск только в гражданской одежде а не в военной форме, чтобы лишить его возможности пройтись со мной по улочкам нашего городка, гордящимся своим сыном-офицером.

Да, я плакал над отцом и над собой. Над тем что не сложилось так как нам хотелось. Как должно быть по настоящему между отцом и сыном. Над тем что ты понимаешь только тогда когда что то теряешь, дорогое для тебя и ничего уже невозможно исправить, даже с помощью этой душевной росы, текущей из твоих глаз.

Как ты мог упрекать своего отца, цепляясь за его обидные слова в твой адрес, что он любит тебя меньше чем тебе кажется и меньше чем твою погибшую сестру? Как ты посмел из всего этого сделать вселенскую трагедию длинною в твою маленькую жизнь?