Дед Мотя сделал многозначительную паузу и посмотрел в небо, как будто, высматривая там сокола. Журналист и Андрюха тоже посмотрели, но так ни черта не увидели. А ещё не поняли, почему сокол должен плыть. Теоретически, сокол — это птица и он летает. Но в данном факте, ни Андрюха, ни журналист уже уверены не были. Поэтому снова уставились на Матвея Егорыча.

— Значит, так, — продолжил дед, — еду я через лес, а темень такая, что ни черта не видно.

— На подлодке через лес? — удивился журналист.

— При чём тут подлодка? — удивился в свою очередь дед Мотя.

— Ну вы сказали: «Заправляют, значит, полный бак бензина, вручает командир мне этот пакет и говорит: «Плыви, мой сокол».

— А-а-а-а. Тьфу ты! Я же говорю, запутаете. То была другая история про лес. Я её вам потом расскажу. Сажусь я в подлодку, секретный пакет за пазуху, включаю зажигание и, значится, поплыл. А дело было ночью. Тоже, между прочим, ни черта не видно. Тем более в воде. Сам понимаешь. Море, оно хоть и не река, а все же муть разная плавает.

— Не плавает, а ходит. — Тут же вскинулся Андрюха.

— Слушай, ходишь ты, сам знаешь куда. А если сейчас не замолчишь, вообще будешь ходить под себя. Дай рассказать человеку героическую историю. — Дед Мотя кулаком погрозил братцу, а потом продолжил.

— Пришлось, товарищ газетчик, плыть по звёздам. На Большую Медведицу взял ориентир. Ты ж не думай, будто на подлодке дураки служат. Наоборот. Вот я насчёт звёзд и сообразил. Фары-то включать нельзя, немцы заметят. А пакет, хочу сказать, нужно было доставить за линию фронта. Нашим разведчикам, которые работали в тылу врага.

— Через море? — Опять удивился журналист.

— Ну! Если есть тыл на суше, то на море он есть тем более. Понял? Закон физики. Плыву я, значит. Смотрю, наверху — немецкий корабль. А внизу вижу, как немецкая подлодка тоже идёт. И главное, в окошке видно, фашисты, значит, ходят и разговаривают промеж собо. Дай, думаю, пошучу над ними… Да ты выпей ещё, милок. История волнительная. На слезу потянет.

Матвей Егорыч плеснул журналисту почти полный стакан. Тот на автомате закинул его в себя.

В этот момент спящий Андрюха вдруг медленно повел рукой в сторону папарацци, и со стола куда-то пропал его фотоаппарат, стоявший рядом. Потом братец поднял голову и подмигнул мне одним глазом.

Впервые за все время своего пребывания в Зеленухах, я проснулся с ощущением какого-то странного счастья. Реально. Просто открыл глаза и понял, на душе — покой. Даже факт очередной ночевки на сеновале не казался такой уж большой проблемой. Стало почему-то гораздо удобнее.

Сено, наверное, приняло меня, наконец, за своего. Андрюха же спал нормально, не жаловался. Это только мне вечно мешала сухая трава. По крайней мере, удивительно, но она больше не пыталась забраться под одежду во всех возможных и невозможных для этого местах.

Повернул голову. Андрюхи рядом не было. Уже смылся куда-то. Выспался, наверное.

Я потянулся, перевернулся со спины на живот, а потом одним рывком вскочил на ноги. Настроение отличное, энергии целый вагон.

Скорее всего, причиной столь высокого подъёма бодрости стал предыдущий день. А вернее, то, что матч, наконец, случился, и вышло все даже лучше, чем мог бы ожидать.

Николаич остался при должности. Мы не выиграли, но и не проиграли. Отец весь вечер провел с матерью. Правда, толку от этого было пока мало, но хотя бы начало положено. Я заметил, что Аллочка весь вечер искала глазами Андрюху. Однако, братец после того, как свистнул фактическое доказательство особенных моментов прошедшей игры, исчез в стороне дядькиного дома. Мне он успел шепнуть, будто сильно устал. Мол, ночь прошла весело, но если моя мать так пьет, то не удивительно, что я пью ещё больше. Подробности Переросток снова пообещал рассказать позже, а потом свалил спать.

Соответственно, Аллочка могла крутить головой сколько угодно, Андрюхи все равно нигде не было. Но вообще, сейчас, когда одна проблема в виде товарищеского матча отпала, можно и нужно заняться более важным делами. Например, направить отца в правильную сторону. А то он сидел рядом с матерью и просто растекался лужей. Черти что, короче. Пацана всему надо учить.

Я выбрался с сеновала, прихватил во дворе полотенце и пошел на пруд. Искупался, поплавал от души, а потом потопал обратно.

Во дворе оказалось как-то слишком людно. Хотя, когда уходил, не было ни души. Теперь же на ступенях стояла сонная маман в своей очередной пижаме из перьев. Только для этой ободрали не павлина, а какого-то страуса. Госпожу Милославскую явно только что разбудили. За спиной Светланочки Сергеевны прятался Семён. Внизу, рядом с крыльцом, в выразительных позах замерли — очередная злая тетка, Матвей Егорыч и баба Зина. Переросток просто вылез по пояс в окно и, свесившись с подоконника, наблюдал происходящее.