В середине октября стало очевидно, что Дарья понесла. Оставить любимую в голодном городе? – невозможно. Повинившись, Чарльз вымолил у Ишервуда немыслимое: на военном корабле увезти возлюбленную в Британию. Благодаря общей неразберихе Дарье удалось тайком сесть на корабль.

Чудесным образом конвой вернулся к родным берегам, так и не обнаруженный немецкой военной разведкой.

А в Англии Елизавета Кузьминична, счастливая возвращением сына, и невестку приняла радостно. Тем более, землячку.

В положенный срок Дарья разрешилась от бремени. Но спустя три дня скончалась. Что-то там с тромбами. Я не вникала, да нам это и не столь важно. Важно то, что в семье одиноких матери и сына появилась девочка Марта или Марфуша, как звали ее дома.

И вот эта девочка Марфуша перекроила всю приторно-пряничную историю семьи. Видимо, взяла на себя грехи бабки с дедом и отца с матерью. Насколько легко все давалось предыдущим двум поколениям Пулей, настолько сложно все оказалось в судьбе Марты.

Родилась в войну под оглушительный вой сирен и утробный гул самолетов. Два года ее таскали из одного подвала в другой, пряча от бомбежек. Девочка была тихой и все время улыбалась. И только к третьему году догадались, что с ребенком что-то не так…

Девочка долго не разговаривала. Заговорила поздно. И странно, надо сказать, заговорила. Никогда не отвечала на вопросы, словно не слышала. Сама же говорила, обращаясь не к кому-то, а куда-то в сторону, немного в пространство. Причем, глупой она не была. Сама выучилась читать, долго просиживая в отцовском кабинете, заваленном книгами на разных языках.

Интересно было и то, что научилась читать девочка на русском, хотя русских книг у отца было не много. Все больше английские, французские, немецкие. Видимо, ей с ее странным восприятием мира, с ее устройством проще было впитывать кириллицу.

Писать она тоже выучилась сама. Перерисовывала из книг палочки и кружочки. Так и научилась. Но только печатными буквами. Она и до сих пор пишет только печатными. Очень ровными, строгими, аккуратными, но печатными. Другие ей так и не дались.

Чему-то обучать девочку было невозможно. Пойди, поучи ребенка, который на вопросы не отвечает, да и разговаривает не с тобой. В доме поперебывало множество учителей. Но редко кто задерживался больше, чем на месяц.

Елизавета Кузьминична обегала всех врачей, задействовала все связи, рычаги и рычажки полезных знакомств. Ничего не помогало. Даже влиятельная приятельница – супруга всесильного министра, которая в свое время приложила немало сил для счастья Лиззи и Чарльза I (сложный бракоразводный процесс Елизаветы Кузьминичны с бывшим спятившим супругом; переход ее же в иную веру и так далее, и так далее), – ничего не смогла сделать. Врачи не умели поставить точный диагноз. А девочка меж тем росла и все больше времени проводила на кухне. Красивые и богато украшенные залы фамильного замка Пулей ее не привлекали. А вот кухня, – место для прислуги, – нравилась чрезвычайно. Она просиживала там с утра до вечера, внимательно наблюдая, как кухарка взбивает воздушный крем до полной невесомости, как фарширует ароматными травами птицу, как виртуозно чистит артишоки.

Конец ознакомительного фрагмента.