Мистер Твуни дернул туда-обратно ручку слева от штурвала, и в тот же миг с лязгом закрылись и снова открылись наружные шторки, очищая стекла. На мгновение он различил мигнувший в небе фонарь на аэробакене.

Полеты над городом с наступлением темноты и ухудшением погодных условий запретили, и кэбмен за последние пятнадцать минут уже, вероятно, в сотый раз пожалел о том, что согласился доставить ту престарелую пару на границу с Сонн. Они выглядели вполне презентабельно, и мистер Твуни назвал им цену втрое выше обычной. В иное время он и не подумал бы лететь, учитывая обстоятельства, но… ему не хватало всего тридцать пять фунтов, чтобы купить в лавке у мистера Голсуорта тот чудесный гребень для Мэри.

Доставил пассажиров мистер Твуни без происшествий: тряска была едва ощутимой, метель вроде как улеглась, и он прекрасно видел навигационные огни на аэробакенах. Но вот обратный путь на Чемоданную площадь из просто неприятного «крен-штивания», «тангаж-шатания» и легкой качки быстро превратился в «Проклятье! Если я разобьюсь, Мэри так и не получит подарок на Новый год!»

– Нужно было следовать обратно на площадь по земле… – процедил мистер Твуни. – И зачем я только поднялся в воздух?!

Запищал топливный датчик – химрастопка заканчивалась. Котел едва справлялся, удерживать экипаж на заданном курсе становилось все сложнее…

Мистер Твуни прильнул к смотровому окну, пытаясь разглядеть промелькнувший огонек, но снег будто слизнул его. Кругом была лишь темнота да метель.

И тут он вдруг поймал себя на неприятной мысли: «А ведь аэробакены должны были опустить еще полчаса назад. Что же это тогда было?» Вряд ли в Саквояжне сейчас нашелся бы еще один безумец, решившийся поднять свою махину в небо.

И только он это произнес, как по правому борту загорелся свет.

Мистер Твуни повернул голову к иллюминатору и протер запотевшие лётные очки.

Рядом с ним в небе над городом кто-то был! Он увидел фонари. Скопление огоньков сосредоточилось на… кэбмен сперва не поверил своим глазам!.. алой оболочке экипажа, летевшего примерно в тридцати ярдах от него.

«Пожарные?!» – пронеслось в голове, и тут он заметил, что это никакой не экипаж.

Сквозь снег по воздуху летели большие сани: красные полозья с подкрученными носами и фигурными стойками, золоченые молдинги и орнаменты на бортах, несколько пропеллеров и пыхтящая бордовым дымом батарея выхлопных труб. За рычагами сидел…

– Не может быть…

Бесформенная груда в кресле, оказавшаяся огромной красной шубой, зашевелилась, и к мистеру Твуни повернулась голова в капюшоне с белой меховой оторочкой. Потрясенный кэбмен различил пышную белую бороду и большие лётные очки.

– Человек-в-красном!

Мистер Твуни потянулся к ручке, управляющей шторками, дернул ее, сбрасывая со стекол налипший снег, и…

За иллюминатором больше никого не было. Свет фонарей растворился в темноте и метели.

Кэбмен для верности снова передернул шторки и протер очки. Ничего. Сани и тот, кто сидел за их рычагами, исчезли.

– Мне же не почудилось?

Вместо ответа завизжали датчики. Экипаж тряхнуло. Скрежет стрингеров и ферм оболочки проник в кабину, и мистера Твуни прошиб пот.

Больше не протянуть! Нужно снижаться!

Кэбмен склонился над окулярами перископа нижнего обзора – наземные огни походили на искорки.

Пальцы мистера Твуни замельтешили, переключая тумблеры. Он схватился за располагавшуюся над головой рукоятку регулятора высоты и потянул ее вниз.

– Я должен приземлиться… – бормотал кэбмен. – Должен вернуться к Мэри…

Началось снижение. Непогода противилась, пыталась помешать ему вырваться из ее лап, но экипаж мистера Твуни фут за футом опускался к земле и вскоре он уже был над ярко освещенной улицей. Кэбмен узнал башенку над зданием суда – улица Семнадцати Слив!

Когда колеса кэба коснулись брусчатки, мистер Твуни с облегчением выдохнул:

– Не иначе сам Каминник помог мне! Маленькое новогоднее чудо для Томаса Твуни!

Кэбмен переключил режим управления в «наземный ход», и экипаж двинулся в сторону Чемоданной площади.

Ну а что касается Человека-в-красном, то к счастливому приземлению мистера Твуни он не имел ни малейшего отношения. У него были свои заботы. И к новогодним чудесам эти заботы также ни коим образом не относились.

Под звон механизмов туча бордового дыма подплыла к чернеющему дому-башне, облетела его вокруг и начала снижение. У окна мансарды сани зависли в воздухе, дверка борта распахнулась. Человек-в-красном, взяв здоровенный мешок, перешагнул провал и ступил на карниз.

Забравшись в окно, он спустился на пол, затащив мешок следом. Под ногами заскрежетали сломанные часы.