Шрифт:
По вечерам на него нападал страх. Он слышал, что в этих равнинах водятся змеи. И ему вдруг стало казаться, что его ужалила змея. Он останавливался, потом пускался бежать. Мороз подирал у него по коже.
Порою мальчику становилось жаль самого себя, и он тихо плакал на ходу.
Потом, чтобы рассеять страх, Марко вспоминал о матери. Вспоминал все слова, какие она говорила ему, уезжая из Генуи.
Вспоминал привычный жест, каким она укрывала его, подсовывая одеяло под подбородок, когда он ложился спать. И как, когда он был совсем маленьким, брала его на руки, приговаривая: «Иди ко мне!», и, прижав голову к его головке, долго держала его так и всё о чём-то думала, думала… И Марко повторял:
— Настанет день, и я тебя увижу, милая мама! Ведь когда-нибудь кончится наконец это путешествие? Мама, дорогая!..
И он шагал и шагал среди неведомых ему деревьев, обширных тростниковых плантаций, по прерии, которой не видно было конца… Перед ним поднимались лазурные горы, высочайшими конусами врезаясь в ясное небо. Прошёл четвёртый день, пятый, уже миновала неделя.
Силы мальчика быстро убывали. Из пораненных ног сочилась кровь…
И вот однажды на закате ему сказали:
— Тукуман в пяти милях отсюда!
Крик радости вырвался из его груди. Мальчик ускорил шаг, точно к нему вдруг вернулись все силы. Но скоро, растратив последний остаток сил, он опустился в изнеможении у края какого-то оврага. Сердце его учащённо билось от радости. Небо, усеянное яркими, крупными звёздами, никогда не казалось ему таким прекрасным. Мальчик смотрел на это небо, растянувшись на траве, и думал:
«Может быть, мама видит в эту минуту эти великолепные звёзды! Мама! Где ты? Что ты теперь делаешь? Думаешь ли ты обо мне, о твоём Марко? Мама, я здесь, я близко…»
Бедный Марко! Если бы он знал, в каком состоянии находилась в ту минуту его мать, он сделал бы сверхчеловеческое усилие, чтобы добраться до неё на несколько часов раньше.
В то самое время, когда Марко мечтал о ней, она, больная, лежала в постели, в первом этаже особнячка, в котором поселилась вся семья Мекинес.
Бедная женщина заболела ещё тогда, когда инженер Мекинес неожиданно должен был уехать из Буэнос-Айреса. Правда, благодаря прекрасному воздуху Кордовы она немного поправилась.
Но, не получая писем ни от мужа, ни от двоюродного брата, она жила в постоянной тревоге, в страхе с минуты на минуту получить страшное известие о смерти любимых, в колебаниях между решением ехать или оставаться. Все эти терзания окончательно подорвали её здоровье. В последнее время у неё обнаружили тяжёлую болезнь — ущемление грыжи, грозившее смертью. Она слегла уже две недели назад и не вставала с постели. Для спасения жизни нужна была срочная операция.
И в ту самую минуту, когда Марко звал свою мать, у её постели стояли хозяева и мягко уговаривали больную согласиться на операцию. Но — напрасно.
— Нет, дорогие мои синьор и синьора, — говорила больная, — не стоит. У меня нет больше сил, я всё равно умру под ножом. Нет, дайте мне умереть спокойно, без мучений. Для меня всё кончено. Я не дорожу жизнью. Для меня лучше умереть прежде, чем я узнаю о несчастье с моей семьёй!
Хозяева продолжали её уговаривать. Они доказывали ей, что надо взять себя в руки, призвать на помощь всё своё мужество и согласиться на операцию ради детей. Её утешали, что на последние её письма, отправленные непосредственно в Геную, можно ждать ответа…
Но мысль о детях только усиливала горе бедной женщины, мучившее её уже столько времени. При напоминании о них она заливалась слезами.
— О мои дети, мои сыночки! — восклицала она, ломая руки. — Может быть, их уже нет в живых! Нет, уж лучше мне умереть! Да я и не совсем уверена, вынесу ли операцию. Спасибо за заботу, дорогие!.. Не зовите доктора. Не надо. Мне суждено умереть. Я знаю.
При слабом свете ночника хозяева с состраданием смотрели на самоотверженную мать, которая ради спасения своей семьи приехала за шесть тысяч миль от родины, чтобы умереть вдали от дома после стольких испытаний.
Бедная женщина, такая честная, добрая и такая несчастная!
Ранним утром на следующий день, с той же сумкой за плечами, согнувшись и хромая, но полный бодрости, входил Марко в Тукуман, один из самых молодых и цветущих городов Аргентинской республики.
Мальчику снова казалось, что он видит перед собой Кордову, Росарио, Буэнос-Айрес…
Те же длинные, прямые улицы, те же низкие белые домики. С одной лишь разницей: здесь было много великолепной, свежей зелени, ароматный воздух, чудесный свет, синее небо, бездонное и прозрачное, какого он никогда не видывал даже в Италии…