Она сидела в столовой и невидящим взглядом смотрела в книгу. Мысли вертелись вокруг осуществления давнишнего плана. Но тут краем глаза она заметила приближающуюся к ней высокую фигуру. Делая вид, что очень сосредоточена на книге, Олеся не смела повернуть голову. И так было понятно, что это Руслан.

— Привет, прогуливаешь? — произнес он, присаживаясь рядом и поворачиваясь к ней.

— Прогуливаю. Ты тоже?

— А я опоздал на большую часть лекции. Так что будет лучше, если я туда вообще не пойду.

Олеся слегка кивнула.

— Как ты, освоилась в городе?

— Ну да, — ответила девушка. — Я же не в первый раз тут. Мы сюда и раньше приезжали к родственникам, друзьям. Я к Вике приезжала зимой, например.

— То есть не заблудишься?

— Не заблужусь, — Олеся явно выдавала желаемое за действительное, потому что из книги выглядывал кусок карты города. Она совсем недавно смотрела, как доехать к Шатилову.

— А в универе как тебе? Не сложно?

— Какие тут могут быть сложности, — пожала плечами Олеся. — У меня тот же курс, та же специальность, даже преподаватели к нам приезжали отсюда.

— А почему ты переехала?

— Ну как…Мы всей семьей. Не одна я. Папе предложили новую работу, — продолжила она, заметив его вопросительный взгляд. — Он биотехнологиями занимается. Там, у нас в городе, он был преподавателем и вел научную работу. А здесь его пригласили в крупный научный центр, только исследованиями заниматься. В общем, он не смог отказаться.

— Не жалеешь, что уехала? Не скучаешь? Там же все-таки друзья остались? — поинтересовался Руслан.

— Скучаю немного… Но с друзьями мне вполне хватит встречи раз в полгода и связи по Интернету и телефону. А самая близкая подруга у меня здесь. Вика. Кстати, это она настаивала на моем переводе сюда. Знаешь, ей невозможно отказать.

— Да, — протянул Руслан. — Вика умеет быть настойчивой. А почему ты выбрала эту специальность?

— Не знаю, гены, наверное, — отшутилась она.

— У тебя мать технарь?

— Нет, — осторожно ответила она и поняла, что прокололась. Но быстро выкрутилась:

— У меня много родственников с высшим техническим. А ты почему выбрал? — до Олеси вдруг дошло, что это первый ее вопрос за всю беседу.

— У меня замечательный сосед, именно склонил меня к поступлению в этот вуз, — ответил парень.

— Как же ты успеваешь все? Я слышала, еще работаешь?

— Моя работа не требует постоянного присутствия на месте. Достаточно, что я там появляюсь раз в неделю. Я получаю задания и работаю дома.

Все время разговора Олеся избегала встречаться с ним взглядом. О, если бы это было так легко! Она боялась его колдовских глаз, ей казалось, в них прячется темная неведомая сила, пробуждающая в душе самые невероятные желания и тайные инстинкты. Но — все-таки попалась в этот волшебный плен как рыбка в крепкие сети рыбака.

— Уже, наверное, пора идти, — он сам отвел глаза, чем принес немало облегчения девушке. А то ее голова стала напоминать собрание странных мыслей…

Она кивнула и резко поднялась, зацепив рукой пластиковый стаканчик. И вся вода оказалась на темной рубашке Руслана.

— Ах, прости, прости… — залепетала Олеся, схватила кучу салфеток со стола и стала вытирать его рубашку.

— Ты меня закончишь когда-нибудь поливать? — со смехом спросил он.

Слава Богу, не сердится!

— Не надо, — он взял ее за руку, лежащую на его груди, и посмотрел на девушку.

И опять Олеся летела в черную бездну его глаз. От прикосновения теплой руки по телу пронесся жар, и сердце бешено застучало в висках.

«Хватит!» — сказала себе Олеся. Она отдернула руку с мокрыми салфетками и выбежала из-за стола, чтобы выбросить их. Сумка и книга остались на столике. Но у Олеси уже не было сил, чтобы вернуться, и она нарочито долго, по одной штуке, кидала салфетки в урну. К ней кто-то подошел сзади. Олеся резко повернулась на пятках и чуть не уткнулась носом в грудь Руслану.

— Выбросила? — спросил он с явным сарказмом.

Значит, заметил?

— Держи, ты оставила, — он протянул ей сумку и книжку. — Лермонтов? «Демон»? — в его голосе слышалось удивление.

— Люблю поэзию, — сказала она, засовывая сборник поэм Лермонтова в сумку.

То, что он сделал дальше, заставило ее если не остолбенеть, то, по крайней мере, лишиться способности соображать.

— «Я тот, которому внимала

Ты в полуночной тишине,

Чья мысль душе твоей шептала…