Шрифт:
Они пообедали сваренной в котелке похлёбкой. После чаепития запаслись родниковой водой и тронулись в путь.
– А ты можешь описать то место, где находится детская могилка?-неожиданно для всех обратилась Светлана-Соломия к жиличке.
По Алиному лбу побежали лёгкие волны.
– Как ты туда попала? Расскажи!– пришёл ей на помощь Васёк.
– Сначала я шла через овраг. Потом встретила кусты малины.
– Там болото было?
– Кажется, да. Я ноги промочила.
Брат и сестра переглянулись. Похоже, они узнали описываемую местность, и данный факт их не порадовал. Между тем столичная барышня трещала без умолку, отчего и не заметила: маршрут изменён. Лишь когда зачавкали под ногами болотные кочки, насторожилась:
– Куда мы направляемся?
– К твоей могиле!– ответила наследница староверов, да так холодно, что по Алькиному позвоночнику словно большущий таракан пробежал.
Взяв курс на восток, путники болотину обогнули, так что ничьи ноги от коричневой жижи не пострадали. Вскоре они оказались в подлеске.
– Узнаёшь?-осведомилась Светлана-Соломия.
– Лес как лес…
Они двинулись дальше, и через сотню метров оказались на месте, покрытом хилыми сосёнками.
– Похоже…-выдавила из себя москвичка, едва поспевавшая за Беспоповцевыми. Васёк начал терять терпение:
– Ну какая-то примета там была?
– Послушай,если бы ты увидел собственную могилу, в штаны бы наложил, а не то что…
– Не надо «агриться»!-ответил пацан, копируя московское произношение.
– Пошли домой!– повелела Светлана-Соломия.
– Ты что, не веришь?-в Алькином голосе зазвучали слёзы.
– Верю-верю каждому зверю, а тебе, ежу, погожу!-попыталась отшутиться большуха. Жиличка замкнулась и весь обратный путь не обронила ни слова.
У магазина «Триада» маячит красная панама в белый горох.
– «Другое Место искали»?-осведомляется она.
– Меня и это устраивает!– бросает Алька.
– А я вот ищу…
ЖЕСТЬ!
Её будит свист.
«Подзывают собаку?»
«Пёс» ответил завыванием.
Алька приблизилась к окну. Старый Рекс мирно спал в конуре. Она вернулась в постель и завернулась в одеяло, как в броню. Послышались женские рыдания.
«Неужто большуха истерит?»
Задремать удалось к полуночи, которая мало чем отличалась от полудня.
Мёртвый Анфисин дружок гонялся с ведром за Алей и обливал водой:
– Почему он здесь?
– задалась вопросом сновидица, – он должен тихо лежать в могиле, а ветер раскачивать над ним сосны.
Аля бежит от мальчишки к реке. Её поверхность покрыта льдом, хотя праздник Ивана Купалы отмечают летом. Она ступает на шершавую кромку. Лёд трещит и уходит из под ног. Холодная вода обдаёт кипятком. Чернота полыньи так контрастирует со снежной белизной, что глазам больно. Зазубрины кромки лезвием проходятся по коже. Аля разжимает пальцы – река смыкается над ней. Боже, как тяжелы воды Северной Двины!
…Девушка очнулась от забытья. «Где она?» …За окном разливается бледная муть. Как камень «опал» на кольце Эллы. Когда же наступит нормальное чередование света и темноты? Полуночница распахивает окно, рискуя быть покусанной комарами. Земля внизу – близко. И она перемахивает через подоконник.
« Посмотри страху в лицо!» Ноги сами несут в тайгу! Могила находится быстро. Точно вырастает из-под земли.
Аля вглядывается в пожелтевший портрет, но не может сфокусировать взгляд. Покойница ускользает. Вдобавок слепит поднявшееся над горизонтом солнце. Чтобы избавиться от рези в глазах, она опускает голову. Но огненный диск продолжает буравить веки.
– Мама!– раздаётся зов всех страдающих детей Земли.– Мама!
В перламутровом мареве – женская фигура. В волосах-рассветные лучи.
– Девочка моя!– ( « Мамин голос!»)– Когда ты болела, то просила меня не выключать лампу.
– Я боялась темноты.
– Но на другой день ты пробуждалась без страха. Наступало светлое утро.
– Где ты, мамочка?
Вопрос остаётся без ответа. А в висках стучит: «Не буди девочку! До светлого утра!»
Часть 2. Красный маррокен
ЛАВ-СТОРИ ПО-ТАРАКАНОВСКИ
Как-то вечером, когда дождь заштриховал окна, раздался стук по воротам. Одно сердечко так и рванулось ему навстречу. Но вместо ставшей родной футболки ( “ Never complain and never explain!”) нарисовалась клетчатая шаль.
– Мир – вам. А я к вам!
– С миром и принимаем. Как поживаете, Анфиса Павловна?
– Да слава Богу: живём – хлеб жуём. А я гляжу – московка ваша всё здесь. – И огладив Алю жалостливым взглядом, присовокупила: -Худа-то ! Бёдрышки – что ручки от тазика…