Он хоть и смотрит на меня с какой-то тревогой, сразу же подается. Я толкаю дальше и дальше, пока ему не приходится сесть. Сама же откидываюсь на сено и, глядя в потолок, часто-часто моргаю. Глубокий вдох не сразу сделать удается. Но постепенно, когда я заставляю мозг переключиться, эта странная психологическая атака отступает.

Когда полностью в себя прихожу, обнаруживаю Сашку глядящим перед собой каким-то абсолютно расфокусированным взглядом. Переживаю, что обиделся на меня. Быстро сажусь, чтобы осторожно коснуться руки. Он сглатывает и совершает шумный вдох. Прежде чем повернуться ко мне, морщится и растирает пальцами глаза, будто они у него жгут.

А взглянув на меня, Георгиев вдруг начинает смеяться.

– Что? – с трудом выдыхаю я.

Никогда ничего особо не боялась. Но Саша вновь и вновь, даже после этого потрясающего момента полной и безграничной близости, вынуждает меня испытывать панику из-за того, как он сам это интерпретирует.

Но…

Вот Георгиев пожимает плечами и продолжает смеяться. Я с трудом дыхание перевожу, потому как понимаю, что это радость.

Он растерян и счастлив.

Боже, он счастлив! Это очевидно. Я не могу ошибаться. И от этого осознания я сама захлебываюсь такими сумасшедшими эмоциями, что не рассмеяться не могу.

Саша смотрит на меня. И так же резко посерьезнев, заваливает меня обратно в сено.

– Это лучшее, что со мной было, – выдает глухо, напряженно вглядываясь в мои глаза. – Можем, пожалуйста, еще так сделать?

Смотрит с таким обожанием, что даже если бы я и хотела отказать, не смогла бы.

– Да…

И Саша целует. Целует, вновь заставляя меня терять рассудок. Не только из-за того, что я чувствую, когда его губы и язык ласкают мой рот. Но и из-за того, что чувствует он сам, пока делает это со мной. Из-за этого особенно.

Отвечая на поцелуй, я смелею. Лишь бы добиться еще больше эмоций от Саши. Каждый его стон, каждый вздох, каждое вздрагивание, каждое несдержанное касание, каждое сердечное ускорение, каждое усиление страстной атаки – все это я с восторгом воспринимаю как нашу общую любовную победу.

Мы не можем остановиться. Целуемся так долго, что немеют губы. Но даже тогда не прекращаем полностью. Отрываемся на какое-то время, чтобы дать плоти минимальный отдых на требуемое восстановление. И снова продолжаем.

Целуемся до тех пор, пока на втором этаже сенохранилища не начинается движуха – шаркающее передвижение и громкие разговоры.

– Тебе пора, – шепчу я.

– Опять стесняешься? – хмурится Саша, очевидно, вспоминая тот раз, когда я выпнула его из спальни из-за Лизы. – Все уже видели меня.

– Это не значит, что я буду при них с тобой валяться.

– Че такого? – не понимает он.

Я немного злюсь на этот пофигизм. Для меня он почему-то является оскорбительным. Приходится снова раздраженно отпихивать Сашу, а хотелось ведь расстаться нормально.

Он ловит меня за руку у лестницы.

Мало того, что тут освещение многим ярче, так еще он смотрит как-то так, что у меня не только все тело загорается, но и подкашиваются ноги.

– Я никуда не уеду, – выталкивает будто бы через силу.

Словно я его вынудила это сказать.

– Делай, как знаешь… – шепчу, утопая в несвойственном себе смущении.

– А тебе типа пофиг?

– Нет, – быстро отвечаю я. – Не пофиг, конечно. Но я никогда не буду тебя просить остаться.

Саша это уведомление не комментирует. Задерживая на моем лице взгляд, однозначно принимает к сведению. А вот что думает по этому поводу, не озвучивает.

Когда мы целовались, все, казалось, встало на свои места. Остро обозначились все чувства. А сейчас… И я вновь ощущаю какую-то фатальную неопределенность.

Что делать дальше – не знаю. Не знает этого и он.

Так я и ухожу. Дрожа и пошатываясь, в то время как душа блуждает в сомнениях.

Вдруг нечто особенное между нами мне только привиделось?

Я не думала, что ты тут голый…

Весь день я то парю от счастья, то погружаюсь в глубокое уныние. Оба этих эмоциональных состояния отрезают меня от мира напрочь. Справляюсь с работой, которую мне поручают, только потому, что полученный в родительском доме опыт, даже после полугодичного перерыва, никуда не девается. Как бы я ни ненавидела всю эту кухонную суету, наверное, он не исчезнет никогда. Поражает, что Лиза до сих пор этим добровольно занимается. Нет, я, конечно, понимаю, что нужно чем-то питаться. Но лично меня устраивают и бутерброды, и даже вермишель быстрого приготовления. Все, что угодно, лишь бы не торчать у плиты.

У Савиновых же внутренний уклад подобен тому, который был в нашей семье. С той лишь разницей, что у нас никогда не было настоящих праздников. А здесь, судя по количеству приготавливаемых блюд, близится гулянка человек на сто. Шалаши соорудили прямо посреди огромного двора. Мне все это видится очень необычным и интересным. Но надолго отвлекаться все равно не получается.

Мы с Сашей Георгиевым целовались… Боже, мы целовались…

Это не сон и не фантазии. Это моя реальность.

Каждый раз, когда я вспоминаю о наших поцелуях, мое сердце принимается так быстро и так сильно стучать, что кажется, это способны все в кухне слышать. Оно наполняется любовью, радостью, страстью, трепетом, тоской, страхом и еще каким-то безумием. Эмоций так много, что я не знаю, как с ними справляться. Но не думать о Саше и о том, что между нами произошло, невозможно.