Я теряюсь в своих желаниях.

Мне то не терпится скорее увидеть его и снова поцеловать, то хочется сбежать от этого всего на край света. Это очень странно, потому что обычно я не прячусь. Получается, с Георгиевым не справляюсь.

«Это лучшее, что со мной было…»

Неужели это правда? Безусловно, правда. Он звучал и выглядел искренне. Во многих моментах мне даже казалось, что его чувства сильнее моих. Это, конечно, уже похоже на бред, который я так люблю выдумывать. Но я не могу избавиться от некоторого ощущения власти над ним.

«Прекрати эти манипуляции, пока не стало, на хрен, поздно…»

Я ничего специально не делаю. Но однозначно хочу, чтобы поздно, на хрен, стало.

Боже… Это так дико.

Ну и что? Я просто люблю его. Плохого не желаю. Если бы почувствовала полную уверенность, выплеснула бы на Сашку столько, что он бы очумел от своего счастья.

Тихо смеюсь над своими мыслями. Но не потому, что они нереальные. Напротив, эта часть меня радует. Мне есть к чему стремиться. Есть четкая цель. И есть силы для филигранной реализации. Только вот я никак не могу решить, что делать конкретно сейчас. Как действовать дальше? Я будто бы застряла в одном потрясающем мгновении. И, наверное, жду очередного шага от Саши. Надеюсь, что он не подведет.

Интересно, где он сейчас? Уехал ли? Если остался, то чем весь этот день занимается?

Не могу не ломать голову, даже когда начинаю испытывать от всех своих нескончаемых и слишком бурных размышлений физическую боль.

После обеда прилетает кое-какая информация и фотография, при одном взгляде на которую у меня все внутри горячо сжимается.

Big Big Man: Этот высокомерный ирод походу решил в деревне прописаться. Не скажешь, что ты ему сделала? Мама Люда рвет и мечет.

На снимке Данька смотрит в кадр, а Саша, как будто и не в курсе в этот момент, что его фотографируют – повернув голову, оглядывается куда-то назад. Они оба без футболок, в одних лишь шортах. Но мой одержимый жадный взгляд, конечно же, цепляется только за фактурный торс Георгиева. В мельчайших деталях его разглядываю. Разве что не облизываю чертов экран. И низ живота вдруг такой тяжестью отзывается, что стоять трудно.

Big Big Man: Зависла?

Big Big Man: Все с вами двумя ясно.

Щеки вспыхивают жаром. Шатохин умеет спровоцировать, считать и смутить, даже на расстоянии.

Сонечка Солнышко: Я ничего не делала. Он сам.

Быстро набиваю, пока руки чистые. Потому как Олина мама уже подбрасывает мне новую грязную работенку – фаршировать болгарский перец. Плюс лишь в том, что при взгляде на начинку сексуальное желание улетучивается бесследно.

Big Big Man: Напиши ЕМУ что-то.

Кусая губы, переминаюсь с ноги на ногу.

Сонечка Солнышко: Что именно? Он что-то говорил?

Big Big Man: Только о тебе весь день и трем.

Big Big Man: Ха-ха.

Что это значит? Не могу понять, радоваться мне от этой информации или все-таки огорчаться.

Big Big Man: Что-то сопливое ему напиши. Типа соскучилась. Или что там положено...

Сонечка Солнышко: А если это не так?

Big Big Man: ХА-ХА.

Сглатывая и медленно вздыхая, переживаю новую жаркую волну смущения.

Если быть честной, то очень хочу Саше написать. Но как-то не решаюсь делать это первой.

Сонечка Солнышко: А что вы сейчас делаете? Может, подтолкнешь ЕГО, чтобы он мне написал…

Отправляю и сразу же жалею. Потому как быстро понимаю, что желаю, чтобы Саша сам это сделал, а не с подачи друга.

Big Big Man: Мы на речке с какой-то местной толпой.

Big Big Man: Корона на месте. У принца воспаление гордости. Так что не вариант. Не дождешься.

Big Big Man: Только между нами, если что.

Грустно вздыхаю.

Сонечка Солнышко: Ну и ладно. Я тоже ничего не напишу. Отдыхайте.

Big Big Man: Как вы задрали…

Сонечка Солнышко: Насчет нашей переписки не переживай. Я никогда никому не скажу. Спасибо)

Даня подмигивает смайлом и затихает.

Я возвращаюсь к работе. Мысли пуще прежнего скачут. Шатохин вроде как выдал, что у Саши все же есть какие-то чувства ко мне. И в то же время ясно дал понять, что никаких шагов предпринимать он не собирается. Меня это жутко расстраивает. Но не настолько, чтобы я бросалась действовать сама.