Я, блядь, серьезно?! Какой-то демон внутри меня вовсю ржет над моей неунывающей самонадеянностью. Но я опять-таки игнорирую лишнее. Едва только восстанавливаю дыхание, снова целую Соню.

Снова воспламеняюсь. Снова тону. Снова улетаю.

Пока она меня не отталкивает.

– Саша… – шелестит запыханно. – Давай уедем в город, пожалуйста. Мне здесь разонравилось.

Я, безусловно, только рад такому решению. Беспокоит лишь то, как блестят ее глаза и подрагивают губы. Она задирает голову. Кажется, будто со слезами борется.

Какого хера?

Из-за меня? Или кто-то другой обидел? А может, алкоголь так работает?

Помогаю Соне сесть и без лишних слов занимаю водительское кресло. Обращаю на нее внимание уже в дороге, когда буря в груди стихает.

– Ты сильно пьяна?

Когда она фокусирует на мне взгляд, отмечаю, что выглядит сейчас отлично. На бухую никак не тянет.

– Нет. Не переживай. Ты не воспользовался мной, – в ее тихом голосе реально успокаивающие нотки звучат. И меня отчего-то подмывает рассмеяться. Закусывая губы, сдерживаюсь. – Я сама тебя поцеловала.

После этого признания, которое, конечно, и так очевидно, меня вдруг горячей дрожью накрывает. Я вспоминаю, да. Все, что почувствовал в тот момент, проживаю на каком-то аномальном повторе.

Вцепляясь крепче в рулевое колесо, на миг задерживаю глаза закрытыми. Перевожу дыхание и концентрируюсь на дороге.

И вдруг… Само собой получается.

– Вообще-то я надеялся, что пьяна. Собирался воспользоваться. Проучить, чтобы впредь не заигрывалась с алкашкой.

Я не клоун. Улыбанами не раскидываюсь. В целом на мимику достаточно скуп. Не все улавливают, когда шучу. Да и юмор мой далеко не каждый поймет. Но Соня… Она чувствует.

– Угу, – подыгрывает в тон. – Значит, сугубо, чтобы проучить?

– Сугубо.

– Жаль, не получится сегодня.

– Очень жаль, – хрипло усиливаю я, задерживая на ней взгляд, полный одержимости. – Придется подождать, – выдыхая, облизываю губы.

Эта девочка могла бы быть моей идеальной парой.

– Следующего раза, когда я напьюсь? – улыбается.

А у меня низ живота сводит так, что едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться.

– Да, – подтверждаю так же ровно. – Надеюсь, недолго ждать придется.

– Очень мило! – восклицает, наконец, она.

Еще и руками разводит.

– Давай же не будет затягивать. Едем ко мне, догоняться? – выталкиваю решительно.

И в ожидании ответа прекращаю дышать.

Богданова краснеет и, ежась, облизывает губы.

– Нет, не хочу.

– Хочешь, – уличаю якобы спокойным тоном.

Просто уверен в этом.

Ну, почти… Блядь.

– Не раньше, чем… – начинает и, закусывая губы, тормозит.

Если это и крючок, то я на него сознательно попадаюсь.

– Чем что?

– Неважно.

Серьезно, блядь?

– Соня… Заканчивай, – давлю, чувствуя, как одурело загоняется сердце.

– Ты снова скажешь, что я тобой манипулирую, – выпаливает она. – А я этого не хочу.

– Не скажу, – отрицаю перед самим собой. – Просто озвучивай. Дальше я сам решу.

– Ну, не знаю…

– Соня! – теряю терпение. – Не раньше, чем что?!

– Не раньше, чем ты станешь моим настоящим парнем, – выдает и краснеет так сильно, что на миг кажется, будто мне ее скоро придется откачивать. – Знаю, это глупо звучит. Я помню, что ты против нормальных отношений.

– А если стану, – быстро раскручиваю, не зацикливаясь на том, как стремительно растет шум за грудиной. – Полный доступ? – сиплю и сам не верю.

Богданова мой маниакальный взгляд не выдерживает. Опускает ресницы. Пожимает плечами.

И…

– Ну, да… Полный, – подтверждает сдавленно.

Мать вашу… Мать…

Как же я хочу ее поцеловать…

В начале августа у отца с матерью всегда случается четко спланированный отпуск, и мы железобетонно улетаем на Миконос. Этот год не становится исключением. И я, не забыв приставить к Богдановой реальную охрану, с чистой совестью сбегаю из страны. Именно сбегаю, потому как она является единственной причиной, по которой я в этот раз лечу с предками в Грецию. Еще месяц назад собирался показательно болт забить. А сейчас, как махровый пиздострадатель, хватаюсь за возможность прикрыть свою укореняющуюся несостоятельность держаться подальше от Сони каким-то семейным долгом.

Жалеть о принятом решении начинаю еще в аэропорту. Отец с матерью бесят запредельно. Молча глотаю свое раздражение, но по факту охота вставить два пальца в рот после каждой брошенной кем-то из них фразы.

Big Big Man: Ты на месяц?

Александр Георгиев: На двадцать семь дней. Двадцать пятого августа уже буду в Одессе.

Big Big Man: А что с Богдановой? Не думай, что я весь месяц пасти буду. У меня как бы свои планы. Хватает возни, когда Чара за своих мелких просит.