Шрифт:
В какой-то миг, когда градус возбуждения достигает критической отметки, Соня просовывает руку между нашими склеенными в воде телами и… сжимает ладонью мой член.
Лихорадочно хватая воздух, отрываюсь от ее рта. Содрогаюсь. Стону. И неосознанно разражаюсь матами.
– Блядь… Твою мать, Соня… Блядь…
– Прости… – спешно шепчет Богданова и отдергивает руку. Едва успеваю поймать и притянуть обратно. Не к члену, конечно. Фиксирую на груди, как дополнительный щит для своего рвущегося на волю сердца. – Прости-прости… Я хотела как лучше. Сделала больно? Прости-прости! Я пыталась тебе помочь!
С трудом взгляд ее ловлю. И все равно долгое мгновение тупо таращусь в попытке осознать: непорочная Соня Богданова, которую я так рвусь опорочить, трогала мой член. Сама, блядь. Сама!
– Дело не в боли, – поясняю, чтобы успокоить ее волнение. – Когда ты прикоснулась, меня чуть не разорвало.
Соня явно сгорает со стыда, но уточняет:
– В хорошем смысле?
– В самом лучшем.
– Я не ожидала… – теряется она.
– Я и сам не ожидал, – выдохнув это, прижимаюсь губами к ее виску. На грани. Дышу с надрывом. Но, тем не менее, задвигаю: – Пойдем в дом. В постели будет проще.
– Эм-м… Может, все-таки здесь? – по голосу слышу, что боится. – На шезлонге.
Одновременно смотрим на ряд лежаков.
«Разъебем», – осознаю с удивительным хладнокровием.
– У меня не так много времени… – бормочет Соня сбивчиво, продолжая оправдываться. – Завтра на работу… И…
– Не волнуйся, это будет быстро, – резковато бросаю я.
И, стискивая ее талию, выталкиваю из воды. Едва сажаю на бортик, она подхватывается, встает на ноги и несется к шезлонгам.
Поднимаюсь следом. Решительно наступаю, пока не оказываюсь за спиной наклонившейся с полотенцем над шезлонгом девушкой. Дернув тесемки лифчика, заставляю ее взвизгнуть и резко обернуться.
– Я пока не готова раздеваться.
Молча наблюдаю за тем, как она, по всей очевидности довольная своим заявлением, заводит руки за спину, чтобы завязать лифчик. Ну, блядь… Грех не воспользоваться же, когда она так подставляется. Одной рукой в обхват ее тела иду и прижимаю к себе, а второй – стремительно проскальзываю под болтающуюся чашку. Именно так ее грудь впервые оказывается в моей ладони. И это дарит мне очередные новые ощущения. Прикрывая веки, игнорирую Сонины молитвы.
Прислушиваюсь к себе и охреневаю от восторга.
Мать вашу, это же просто сиськи… Нет, мать вашу, это не просто сиськи. Это какое-то уникальное, дико возбуждающее чудо.
У нее просто… Блядь, кажется, что у Сони все просто иначе, чем у других. По форме, размещению, упругости. У нее даже кожа нежнее, чем я когда-либо встречал. И соски такие острые, что мне в ладонь будто иголки впиваются.
Я с трудом дышу, а хочу еще… Еще больше хочу от нее.
Еще этот ее запах… Фантастический афродизиак.
– Дай посмотреть, – нагло напираю, касаясь лбом переносицы Богдановой. – Я хочу их увидеть... Пожалуйста, Соня… Я, сука, год об этом мечтал… Снимай… Блядь, Соня, снимай все! Умоляю!
И похуй на все, потому как она… Она раздевается.
28
Сейчас мое сердце – граната…
Преодолев смущение, которое во мне вызывает исключительно Александр Георгиев, снимаю, как он и просил, все. Отрывисто дыша, не сразу осмеливаюсь взгляд поднять, в тот время как Саша отступает и принимается разглядывать мое обнаженное тело. А когда осмеливаюсь, от того, что вижу в его темных глазах, и вовсе задыхаюсь.
Изумление, восхищение, возбуждение, голод, страсть, нежность, натуральная похоть... Столько чувств и эмоций одномоментно в одном человеке я еще не видела. Они меня шокируют. И заражают. Отзываюсь так яро, что в какой-то момент даже пугаюсь.
Ладно, поцелуи. Это я, благодаря объяснениям Шатохина, могу понять. Но секса у Георгиева точно было предостаточно. А значит, и голых девушек он повидал предостаточно.
Неужели я для него все-таки настолько особенная?
Сейчас Саша выглядит так, будто реально его самая большая долгожданная мечта сбылась.
Я и радуюсь такой реакции, и вместе с тем безмерно смущаюсь. А он так долго смотрит, что я просто уже не знаю, куда себя деть. Изучает мое тело по миллиметру. С какой-то маниакальной дотошностью сканирует.
Меня все отчетливее трясет, и я вроде как даже начинаю замерзать. Кожа покрывается мурашками, соски твердеют до боли.
Саша это, конечно же, видит. Жду, что перестанет мучить и приблизится, наконец. Но он действует иначе. Опять-таки для меня неожиданно. Тряхнув головой, уводит взгляд куда-то поверх моей головы. Упирая руки в бока, вдыхает так, словно до этого вовсе не дышал. Его плечи поднимаются, и я невольно соскальзываю взглядом вниз – по его безумно красивому телу. Саша ведь такой высокий, такой мускулистый, такой большой… Во всех местах. У него сильные бедра и в целом идеальные ноги. Не слишком крупные и не слишком худые. Это совершенные маскулинные пропорции, к которым так и хочется прикоснуться. Грудь, руки, пресс – это, черт возьми, патент на мужественность. Но… При всем при этом мой взгляд задерживается на его члене.