Шрифт:
Закатываю глаза… я в раю с любимой…
Не знаю, сколько прошло времени, я потерялся. Из чудесного момента выводит в реальность плач дочки.
– Что стряслось? – отпускаю любимую к девочке.
– Подгузник и пора кушать, – улыбается мне, дарит самую добрую улыбку на свете.
Поднимается, набрасывает на плечи халат, идет к манежу.
Не хочу портить момент, но придется. Сглатываю ком, застрявший в горле, немного сипло спрашиваю:
– Что сказал Назар, когда уезжал?
– Что ноги его здесь не будет! – абсолютно сухо отвечает Лейла, как бы, между прочим, обыденно, даже не глядя мне в глаза.
–Ясно.
– Это к лучшему, – шепчу, одеваясь под одеялом.
Лейла бросает на меня испуганный взгляд, моргает.
– Что ты задумал?..
– Одевайся, собирай всё необходимое. Мы уезжаем!
– Чанышев, у нас с тобой одна фамилия на двоих. Но я – чужая жена! – нервно произносит девушка, убирая длинную черную косу за спину. Берет плачущего ребенка на руки, приглаживает чернильные взъерошенные волосики малышки.
Тревожные мысли, преследовавшие меня всю дорогу до дома Лейлы, вмиг оставляют. Я наполняюсь решимостью. Выключаюсь. Успокаиваюсь.
– Ты – моя жена! Меня радует расклад, которому способствовало бегство Назара. Нам на руку… мы тоже сбежим…
Лейла ошпаривает меня темным взглядом.
– Не бойся отца, теперь есть я! – окунаю девушку в спокойствие.
Она опускает глаза в пол, долго думает, принимая решение.
– Пойми! Я не хочу, чтобы твоя и моя жизни стали лишь подобием жизней, не желаю, чтобы они превратились в жалкое существование. Не хочу! Ущербная жизнь не для тебя. Лейла, ты слишком хорошая, не заслужила такое!
– Куда поедем?
– Не знаю, но деньги скопил за год. На первое время нам хватит. Ты по-прежнему хочешь петь?
Глаза любимой загораются неистовым огнем.
– Значит, пойдешь петь. Начнешь с ресторана, там глядишь, и в звезды выбьешься.
Девушка смущенно опускает глаза в пол.
– Ты мне льстишь!
– Не льщу, а люблю. Вижу в тебе только хорошее.
– Все дороги беглецов веду в Москву. В мегаполисе легко затеряться, – бубнит себе под нос Лейла.
– Ты сейчас спрашиваешь?
– Нет утверждаю. Женщина не спрашивает, она ведет своего мужчину!
– Ты – мое благословение! – бросаю на темноволосую красавицу с женственными формами нежный взгляд.
Поднимаюсь на ноги.
– Ты собирайся, я домой за документами. Вернусь через три часа, чтобы была готова.
Делаю шаг к манежу. Достаю оттуда Лилю, впервые беру ее на руки, прижимаю к себе.
От малышки пахнет молоком, нежностью и… моим счастливым будущим.
***
Этим же вечером тайно уезжаем в Москву, бросив всё – дом, близких, благополучие. Всё, что у нас сейчас есть – это мы – я, любимая и наш совместный ребенок.
Поиски работы отягощены тем, что у обоих нет образования. Зато есть страстное желание работать, зарабатывать. Мы молоды и полны сил пахать.
Снимаем квартиру на окраине города, в хрущевке. Трущоба так себе, зато можем быть спокойны за себя. Жилье оплачено на год.
Устраиваюсь рабочим на стройку, Лейла сидит дома с дочкой.
В один из дней устраиваем ужин.
– Прости, что не могу сводить тебя в ресторан, – извиняюсь перед любимой.
– Амир, не вини себя! Я знала, на что иду.
Моя Лейла в ярко-красном платье. Гляжу на нее, не могу налюбоваться.
Глубокое декольте подчеркивает высокую грудь, открытая спина. Платье выгодно подчеркивает шикарную фигуру любимой – бедра, тонкую талию. Оно облегает ее по силуэту, падает до пола. Сексуальный разрез до бедра, оголенными плечи притягивают мой взор. Лейла выглядит в этом платье как богиня. Длина платья придает любимой королевской грации и шика. Сексапильная. Дерзкая. Роскошная. Шикарная. Моя.
Укол в грудь. Ощущаю, что виноват в том, что лишил ее возможности стать королевой.
Ничего! Я добьюсь всего сам и возведу свою женщину в ранг королевы!
Темные как ночь волосы локонами уложены назад. Одна прядь падает произвольно на грудь.
Дотрагиваюсь до локона, глажу кончиками пальцев. Мягкие на ощупь, послушные.
Мой взгляд прикипел к ее лицу, также как душа прикипела к ее душе. Разглядываю, будто впервые вижу. Как же девушка похожа на своего отца Альберта.
Радуюсь тому, что у нее не токсичный характер как у него. Да что там, радуюсь, счастлив до небес, что она – другая.