Я коснулся губами ее виска, прошептав на прощание, чтобы она берегла себя. Главное потерпеть пару дней и тогда я буду дома, рядом с ней. И решать вопросы мы будем уже по-другому.

Я шла на цыпочках, почти крадучись. Будто бы и не домой вовсе, а в стан врага пробиралась. Боялась издать лишний шорох, опасаясь, что назад не будет дороги. Олег закроет в спальне, навесит амбарные замки, и выход у меня будет один — смирение. Но смогу ли теперь я это сделать?! После того, как почувствовала себя нужной, желанной, ощутила под ребрами свое сердце, которое, скинув корку льда, начало снова биться. Оно оказалось живым, способным еще отдавать тепло и заботу. И мне так хотелось быть необходимой, я желала дарить ласку Тимофею, словно заглядывая в его душу и понимая, что ему не хватает материнского внимания. Во мне бушевал океан, он грозился обрушить всю мощь на Артема, спрятать его в своих объятиях. Это пугало, не скрою, но и воодушевляло.

Открыв дверь ключом, я проскользнула в прихожую, поражаясь тишине и хаосу, что творился в квартире. Осколки посуды, куски мебели и разбитое зеркало на стене, в котором я поймала свое искаженное отражение. На мгновение обхватила себя за плечи, словно оказалась в другом, незнакомом мне месте, но, вспомнив слова Сергеева, быстро стряхнула морок и прошла в спальню. Вытащив томик классика с верхней полки книжного шкафа, извлекла деньги. Небольшая сумма, возможно, для некоторых, но на предметы первой необходимости и еду, хватит. Покидав вещи в рюкзак и пакет, я постаралась не задерживаться в этом месте, которое так сложно стало называть домом. Слишком холодно здесь было, словно все разом растворилось, умерло, так и не дождавшись весны.

Что будет делать Олег — не хотела думать. Боялась, хотя знала, что он все не спустит на тормоза. Придумает, извернется, но гадость сделает. Не оставит в покое нас. Уговаривала себя, что все преодолимо, но кошки скребли, издавая мерзкие, рычащие звуки. Иногда мне казалось, что я иду той дорогой, что прямиком приведет на эшафот. Может так оно и будет, но пусть я хотя бы немного побуду счастливой. Пусть промежуток времени будет совсем мал, пусть потом сто раз пожалею, но именно в это мгновение я рвалась навстречу такому случайному счастью.

Выбежав на улицу, украдкой взглянула на окна квартиры. Когда-то она была моей по праву, но Олег ловко все обставил, лишив меня всего. Жилплощади, денег, самооценки. Я превратилась в тень, и при любом капризе мужа могла оказаться на улице. Он столько раз заявлял, что одно мое слово против и самолично отвезет к бомжам на теплотрассу, там мое место — в грязи, среди тех, кто подвергся забвению и собственной глупости.

А у Кузьминых дома было спокойно и уютно. Несмотря на отсутствие ремонта и присутствие шумных соседей, я чувствовала там себя умиротворенно. С Тимкой мы быстро нашли общий язык, ни как воспитатель — ребенок, а скорее, как друзья. Он тянулся ко мне, ища кусочек нежности, а я отдавала ему ее всю без остатка, удивляясь, сколько же, оказывается, любви было во мне.

Когда в субботу постучали в дверь, я как раз готовила обед. Отложив нож в сторону, прошла в коридор, тут и Тимофей выбежал навстречу. Мы переглянулись, потому, как никого не ждали. Я ненароком подумала, может, образумилась Тамара и решила проведать сына, но глухой удар, видимо, кулаком, заставил вздрогнуть.

— Мы знаем, что вы дома. Если так не желаете Кузьмина видеть, я, пожалуй, верну его на больничную койку, уж сильно молодая медсестричка не хотела с ним расставаться, — уже знакомый мне голос Сергеева прозвучал за дверью, вырывая из груди вздох облегчения.

Бросившись наперегонки, мы одновременно распахнули с Тимохой дверь и не смогли сдержать радостного визга. Опираясь на костыли, стоял Артем. Он был худым, бледным, но он был теперь дома. Сергеев помог ему войти в квартиру, поставив в углу пакет с вещами и, расстегнув куртку, плюхнулся рядом на стул.

— Получите и распишитесь. Еле уговорил врача отпустить бедолагу, все нервы истрепал мне.

— Спасибо, — прижимая руки к губам, произнесла я, радуясь этому неожиданному сюрпризу.

Стащила с Артема пуховик, помогла развязать ботинок, хотя он сопротивлялся, но мне так хотелось избавить его от неудобств. Знала, что некоторые вещи ему даются не так просто, как мне или Тимохе, но он был упрямым — желал все делать сам, да и привык к тому, что никто не протянет руку помощи.

— А ты чего замер, — цокнул языком Даниил, обращаясь к Тимофею, тот сразу вытянулся по струнке, то ли от неожиданности, то ли решил, что он в чем-то провинился. — Ну-ка, собирайся.

— Куда? — спохватилась я, начав теребить нервно передник.

— Завтра вечером верну, что ты, Оля, так переживаешь. Ничего с вашим мальчишкой не случится. У меня не дом, а ясли, — выдохнул он устало, — дайте хоть в мужской компании побыть. Возьму Тимку и Ваньку, да и рванем в кино на мультики. Попкорн и лимонад, ни в чем себе отказывать не будем.

— Насыщенная у тебя жизнь, — фыркнул Артем, смеясь.

— Погоди, еще неизвестно, что тебя впереди ждет, — произнес Сергеев, кивнув в мою сторону.

Намек я его поняла и от этого смутилась, ведь никому не говорила, даже себе боялась признаться, что перед сном представляла идиллические картины семейной жизни с Кузьминым. Если раньше в этих фантазиях мужчина не имел четкого портрета, он был, словно эфемерным, то теперь все сложилось.

Он приобрел черты, привычки и даже имя, а я каждый раз слезы смахивала с щек, воображая, как все может у нас быть.