Шрифт:
— Более-менее. Я связан и парализован, а воспользоваться аптечкой не в состоянии.
— Ясно, товарищ Дикобразов, передам немедленно. Где приземлитесь?
— Планирую в Горской, полосы там хватит. Отбой связи.
Самолёт ещё не зарулил на стоянку, а к нему уже подлетел трофейный немецкий бронетранспортёр, из которого посыпались автоматчики. Самолёт тут же окружили, на правое крыло набросили аркан, конец верёвки привязали к Пуме[1]. Теперь точно не улетит. Из открывшейся двери высунулся недоумевающий пилот:
— Мужики, в чём дело? Мы свои!
— Свои так свои. — ответил поджарый длиннорукий седой старлей с лицом перечеркнутым шрамом — Сейчас примем груз и пассажиров, и никаких претензий.
— А, вон оно что! — понятливо кивнул пилот — Ну принимайте.
Из подъехавших вслед за броневиком легковой машины и фургона вышли командиры НКВД и полезли в самолёт. Вслед за ними на аэродром въехала машина скорой помощи. Из самолёта выгрузили тела, разнесли их по машинам: двоих в фургон, а Антона в карету скорой помощи. Сразу после погрузки, фургон, под охраной Пумы и Эмки с вооруженной охраной, помчалась к клиническому госпиталю НКВД. Скорая с Антоном поехала к небольшому зданию в сосновом лесу, на дальней окраине аэродрома.
[1]
[1]Пума — бронетранспортер SD.KFZ. 234/2 Puma, состоявший на вооружении ВС Германии во время Второй Мировой войны.
Глава 21
— Пить хочешь? — это было первое, что услышал Антон, придя в сознание.
— Очень. — просипел он.
Носик никелированного поильника ткнулся в рот, и Антон с наслаждением присосался. Господи, как ему не хватало такой простой вещи, как чистая холодная вода!
— Спасибо, Юра! — Антон только сейчас разглядел человека, сидящего у кровати. — Ты какими судьбами здесь?
— Вот зашел тебя проведать, а ты тут же и очнулся.
— И долго я тут валяюсь?
— Долго. Третий день. Стрельникова и Смирнова с тобой возятся, но только провели детоксикацию, а у тебя почему-то всё ещё практически заблокирована центральная нервная система
— Насколько всё серьёзно?
— Более чем серьёзно. Тут вокруг тебя водят хороводы самые маститые академики, да всё зря, никакого внятного ответа от них нет. Ну да ладно, ты пришел в себя, теперь наладишь свою аппаратуру, да и излечишься.
— Это ты хорошо придумал, Юра. Дай-ка мне диагност.
— Держи.
Спустя полтора часа Антон поднялся с кровати. Оделся в гражданский костюм-тройку, что висел тут же на плечиках. Бельё и сорочка лежали на стуле, а лёгкие туфли под ним. Чувствовал он себя совсем неплохо, если не считать слабость и некоторую заторможенность. Впрочем, неприятные ощущения скоро пройдут, надо лишь хорошо покушать и размяться, чем Антон на пару с Юрием и занялись. В старом ангаре, переоборудованном в спортзал, их нашли Ирина и Лариса.
— Антон, ты почему не в постели? — подбегая вплотную, напустилась на него Ирина.
— Належался уже. До одури, до дрожи, до отвращения. — широко улыбаясь ответил Антон, приобнимая Ирину за плечики.
— Знаешь, как было страшно, когда ты лежал и никак не реагировал ни на что? — тихо спросила Ирина, прижимаясь к Антону.
— Но всё же обошлось? — понизил голос и Антон, крепче обнимая Ирину.
Юрий переглянулся с Ларисой, взял её за руку и вывел прочь. И дверь закрыл.
— Так и бросила своих пациентов, когда бросилась меня спасать? — шепнул Антон
— Угу. Так и бросила. На самом деле я подготовила себе хорошую смену. Ты же понимаешь, что двадцати твоих мешков для анабиоза бесконечно мало, правда?
— Конечно же, понимаю.
— Пришлось интенсифицировать их использование. У нас при госпитальном аэродроме десять скоростных санитарных самолётов, переделанных из бомбардировщиков. А для охраны — полк истребителей, в пилоты нам давали только асов. А ещё у нас специальная диспетчерская служба с агентами во всех медсанбатах.
— Откуда столько людей?
— Да всё просто: дежурный врач при сортировке раненых тут же даёт сведения радистам, а те передают их нам. Тут же вылетает самолёт с мешками и микрохирургами, а дальше дело техники — тех, кто полегче, везут в госпиталя армейского и фронтового уровня или в Москву, а самых тяжёлых — к нам. У нас самый лучший запас твоих агрегатов, а с тех пор, как мы сумели заставить микрохирургов размножаться, стало намного легче. У нас теперь десять операционных, вот.
— Тяжело приходится, Иришка?
— Ничего, я уже привыкла.