В группе рабочих, стоявших в рядах ударников на почетном месте у самой трибуны, слушали горьковскую телеграмму муж и жена Егошины.

Двадцати семи лет от роду Юлия Герасимовна оставалась еще малограмотной. На трех классах застрял и Федор Георгиевич. Когда Егошины поселились на Урале, Юлия Герасимовна пошла работать на завод уборщицей, потом землекопом, с трудом расписывалась в табеле на получение зарплаты. Но у нее была уже семья, сын, комнатка в семейном бараке.

Федор Георгиевич любил после работы посидеть в пивной, за холодным жигулевским, вспоминать родную Волгу. Пил он немного и немало, для «настроения», редко водку или вино, а все больше полюбившееся ему пиво.

Дома он любил чистоту и порядок, а когда возвращался в квартиру, хотел видеть жену за домашними делами.

— Мы с тобою трудяги, Юля. Чистые пролетарии. Живем — хлеб жуем. Чего нам еще? — говорил он жене.

Но Юлия Герасимовна хотела не только работать, но и учиться. Трудно, конечно, после рабочего дня держать в уставших пальцах ручку и в тетрадке, разлинованной синими клетками, выводить расползающиеся во все стороны буквы. Юлия Герасимовна начала с малого: ходила в ликбез, потом на курсы для рабочих, потом в рабфак.

Федор Георгиевич сначала посмеивался над «тридцатилетней школьницей», с добродушной улыбкой махал рукой, когда жена предлагала и ему учиться.

— Мне и три класса сейчас девать некуда, чтобы рубанком шаркать, образования не нужно, — говорил он. — Я, Юля, чистый пролетарий, а ты… если хочешь, учись.

И Юлия Герасимовна училась, училась с любовью, со всем старанием и жаждой, что накопила ее душа за тридцать лет. Откуда было ей раньше знать, что человек она способный? А теперь, чем дальше, тем больше учеба увлекала Юлию Герасимовну. Она тянулась к знаниям, как к счастью, как к новому пути, манящему неизведанными, большими радостями, и лишь порою сама удивлялась, сколько сил и энергии таилось в ней много лет.

Работая на заводе, Егошина поступила на вечернее отделение рабфака. Однажды она попросила Федора Георгиевича сделать ей для книг отдельную полку и вот тут-то впервые почувствовала, что муж уже не снисходительно посмеивается над нею, а всерьез ревнует к образованию.

Полку он сделал, но пришел домой пьяный и в мутных, бессвязных укорах его звучала горечь уязвленного самолюбия.

— Выучилась — хватит! У тебя муж, ребенок. Мне, что ли, обеды стряпать? — спрашивал он и смотрел на Юлию Герасимовну недобрыми, обиженными глазами — Хватит, брось, и так жить будем хорошо…

Он слезно просил Юлию Герасимовну, уговаривал, иной раз грозил уйти, разрушить семью. Но он любил свою семью.

— Или я, или учеба! — как-то крикнул муж в гневе, внезапно накатившем на него. Он пришел тогда вечером с пьяными дружками и не нашел ужина на столе. Юлия Герасимовна сидела за учебниками.

— И ты, Федор Георгиевич, и учеба, — отложив книги в сторону, твердо сказала Юлия Герасимовна. Когда шуткой, когда лаской, когда непреклонной своей твердостью старалась она убедить мужа.

«Не хочет сам учиться, ну что ж, проживет и хорошим столяром, и я пойду своей дорогой, как бы трудно ни было», — думала Юлия Герасимовна.

После рабфака Егошина поступила в Энергетический институт. В то время завод уже вошел в строй. Многие строители Уралмаша потянулись к техническому образованию.

Годы учебы в институте оказались для Юлии Герасимовны не менее трудными, чем в рабфаке. Федор Георгиевич по-прежнему столярничал и все так же был недоволен тем, что мало видел жену дома. Как и прежде, ему приходилось частенько самому стряпать на кухне.

Сколько бессонных ночей просидела Юлия Герасимовна, готовясь к очередной сессии, где-нибудь на кухне, чтобы не мешать мужу и сыну. Занималась, опустив ноги в холодную воду, преодолевая сон и усталость.

И все-таки это было время дорогих и незабываемых радостей открытия нового мира и ощущения того, что с каждым днем ты поднимаешься на высшую ступеньку, становишься богаче опытом, умнее. Юлия Герасимовна оканчивала факультет в 1939 году, ей шел тогда тридцать восьмой год. Уже взрослый сын ее Дмитрий окончил школу и тоже, как и мать, стал студентом.

Выпускные экзамены состоялись летом. Юлия Герасимовна запомнила на всю жизнь последний день экзаменов, тот редкий на Урале, ясный и безветренный полдень, когда она отошла от стола комиссии и, чувствуя какую-то ватную слабость в руках, с трудом открыла тяжелую дверь зала. Ее тут же подхватили под руки товарищи, подруги, потащили к выходу. Предлагали пойти в ресторан, звали в гости, на вечеринку. Но Юлия Герасимовна незаметно отделилась от всех, свернула в недалекий лесок.

Нет, ей сейчас хотелось остаться одной в лесу, где никого нет, где можно прилечь под деревом и, спрятав лицо в траву, по которой бродят солнечные зайчики, дать волю своему переполненному сердцу и разреветься от радости.