Эмма недоверчиво усмехается:

— Это сама нелепая вещь, которую я слышала. Тимур не ненавидит тебя. Я бы даже сказала, что он весь день не сводит с тебя глаз, как будто ты его любимая сладость, и он бы с удовольствием…

— Ладно-ладно, — хмыкаю, — это слишком странно.

— Что? — глаза Эммы расширяются в притворной невинности. — Почему это странно?

— Думаю, это было довольно хорошее объяснение.

Во второй раз за этот день я чуть не падаю со стула. Резко поднимаю глаза, обнаружив Тимура, прислонившегося к дверному проему. Руки скрещены на груди, рот изогнут в ухмылке. Лицо вспыхивает от унижения, неизвестно долго ли он там стоит и как много услышал. Во рту пересыхает, когда наши взгляды встречаются. Тлеющее желание в этих голубых глазах угрожает поглотить меня.

— Как тебе не стыдно, Тимур, — ругается Эмма, нисколько не смущенная тем, что нас поймали. — Тебе не следует подслушивать чужой разговор.

Тимур усмехается и проходит по кухне, не отрывая от меня глаз.

— Ты что, забыла? У меня нет стыда.

Открываю рот, чтобы что-то сказать, что угодно, но выходит только тихий писк. Если бы я могла раствориться в воздухе или найти другой способ сбежать. Вот только источник моего смущения остановился рядом со мной, эффективно блокируя любую надежду на побег.

— О, точно, забыла, — отвечает Эмма с сарказмом. — Что ты вообще здесь делаешь? Я думала, мама отправила тебя собрать чеки.

— Я проголодался. И, кстати, о сладостях… — его дыхание касается оголенной шеи, когда Тимур наклоняется вперед.

Мужская рука тянется, словно желая коснуться меня, но Тимур просто хватает кекс с тарелки и одаривает меня дьявольской улыбкой. Он отлично понимает, какой эффект производит на меня.

— Кексик, — Тимур поднимает сладость в притворном тосте и ухмыляется, увидев мой взгляд полный неприкрытого отвращения.

— Надеюсь, ты подавишься, — бормочу себе под нос, не заботясь, как по-детски это прозвучало.

Все следы нервозности исчезают, сменившись раздражением. Коварный мужчина всегда точно знал, как вывести меня, и явно получал удовольствие, делая это при каждой представившейся возможности. Чувствую, как глаза Эммы жадно пожирают этот обмен репликами, без сомнения, чтобы рассказать остальным.

Тимур поднимает бровь и качает головой в притворной печали:

— Ты ранишь меня, карамелька. Такие гнусные пожелания, — он прикладывает руку к сердцу, — не волнуйся, клянусь, ты по-прежнему моя любимая сладость. Хотя эти кексы на втором месте.

Вопреки раздражению, мои губы дрогнули в усмешке. Эта легкая сторона Тимура нравилась мне гораздо больше, чем задумчивый, собственнический придурок, с которым я слишком хорошо знакома.

— Ты идиот.

— Да, именно поэтому ты не можешь забыть меня, — отвечает он, похотливо подмигнув.

Тимур наклонился ближе и сунул половину кекса мне в рот как раз в тот момент, когда я открыла его, чтобы язвительно ответить. Застигнутая врасплох, мне ничего не оставалось, как заткнуться и жевать, свирепо глядя на него.

— Вот, так-то лучше, — Тимур смеется, не обращая внимания на убийственный взгляд, и просто наклоняется вперед, целуя в лоб. Его губы ощущались прохладными на моей разгоряченной коже.

Смутно слышу, как Эмма что-то бормочет и хлопает дверью на кухню. Нас оставили наедине с нашим горящим желанием. Сглатываю. Во рту опять пересохло. Руки Тимура нежно обхватывают голову, губы мягко проходятся короткими поцелуями по вискам, к глазам, задерживаются на кончике носа.

Со стоном обвиваю руками его шею и притягиваю ближе к себе. Губы Тимура на моих губах. Дрожь желания бежит по телу. Тимур углубляет поцелуй, руки крепко придерживают за талию, поднимая меня со стула. Оказываюсь прижата к его телу. Меня легко подкидывают выше, проезжаюсь по возбуждению мужчины. Ох, черт! Мужские руки уже под попой, мнут и сжимают. Поцелуй сменяется с нежно и легкого на требовательный. Жесткий толчок языка против моего разжигает ответный огонь. Выгибаюсь навстречу. Соски напрягаются и трутся о кружевную ткань бра. Тяну за волосы, требуя прикосновений.

Тимур рычит мне в рот и пятиться назад, увлекая с собой, пока его спина не упирается в стену. Одним быстрым движением поворачивает нас так, что я оказываюсь прижата к холодной стене. Одна рука задирает кюлоты до бедра, обжигает кожу горячей ладонью.

Глаза распахиваются. Черт! Мы целуемся на кухне в доме его семьи, где полно детей и гостей, где любой может зайти и застукать нас.

— Мы… — легко толкаю Тимура в грудь, но мужчина сильнее прижимается ко мне, — Тимур, ну, правда, не… — опускается к шее и засасывает кожу, — не здесь, Тимур.

Мужчина разочарованно стонет. Медленно ведет кончиком носа по коже, неохотно соглашаясь, и до боли сжимает мою попу в руках. Сдавленно охаю.

Вернув себе некоторое подобие контроля, Тимур усмехается и аккуратно опускает меня на пол. Быстро поправляю штанину и дрожащими пальцами провожу по волосам в тщетной попытке пригладить. Провожу языком по распухшим губам, пытаясь восстановить дыхание.

Тимур наблюдал за мной подобно ястребу, его прищуренный взгляд остановился на губах.

— Я думаю, Эмма все-таки права.