Лорд Рутвен вынул из внутреннего кармана какую-то бумагу и взглянул на нее.

— Сколько будет стоить установка основного оборудования для вашей клиники?

Я тщательно прикинул и ответил:

— Пятьсот фунтов.

— Прошу! — сразу промолвил он, что-то быстро нацарапал на бумаге и пододвинул ее ко мне. — Предъявите моим банкирам завтра. Они позаботятся, чтобы вы получили деньги!

— Милорд, это потрясающая щедрость.

— Тогда отзовитесь на нее, — глаза его сузились, — своей щедростью.

Не сводя с меня глаз, он потянулся к руке Хайди и слегка пожал ее. По лицу его пробежала тень боли, но сразу исчезла.

— Мне нужны пробы вашей крови, — заявил я, отодвигая стул.

— Конечно. Возьмите сейчас.

— Не могу, у меня нет оборудования, но если я приеду завтра…

Лорд Рутвен жестом остановил меня. Он полез вниз, послышался звук отпираемого ящика, из которого он что-то вынул, затем лорд Рутвен вновь выпрямился на стуле и положил передо мной два шприца.

Я покачал головой:

— Но кровь свернется…

— Нет.

— Но у меня нет нитрата натрия. Мне нужен…

— Не будем откладывать, доктор. Болезнь наша состоит в том, что кровь у нас всегда жидкая.

— Гемофилия?

Лорд Рутвен насмешливо улыбнулся:

— Шрамы рубцуются. Всегда рубцуются. Но когда нашу кровь берут из вены, как вы возьмете ее через кончик иглы, она не свертывается. Если не верите мне, доктор Элиот, попробуйте сами.

Я с сомнением взглянул на него, но он уже снял пиджак и закатал рукав. Он зажал синюю вену и смотрел на нее, чуть прикрыв глаза словно в экстазе.

— Мне нужен контейнер, колба для перевозки, — сказал я.

Лорд Рутвен усмехнулся и кивком головы подозвал горничную. Я увидел у нее в руках две бутылки из-под шампанского и открыл было рот, чтобы запротестовать, но лорд Рутвен поднял руку.

— Их вполне достаточно, — настоял он. — Так что, прошу, ни слова.

Я пожал плечами. У него явно был вкус к мелодраме, на который мне стоило обратить внимание. Я взял одну из бутылок, поставил около лорда Рутвена и взял шприц. Кровь из вены потекла очень быстро, и, вынув шприц, я увидел у него на лице выражение глубокого удовольствия. Он не мигая следил, как я опорожняю кровь в бутылку, и затем заткнул сосуд пробкой. Подняв бутылку, лорд Рутвен посмотрел через толстое зеленое стекло на кровь.

— Какая очаровательная готика, — пробормотал он, протягивая бутылку мне. — За ваше доброе здоровье!

Я взял пробу крови и у Хайди. Вена ее оказалась толще, чем у лорда Рутвена. С первой попытки кончик иглы не смог в нее попасть. Я извинился перед Хайди, но она будто не почувствовала никакой боли, а просто улыбнулась — как мне показалось, печально. Со второй попытки мне удалось взять кровь, которая оказалась до невозможности густой, темной и клейкой.

Я хранил обе пробы отдельно и каждую из них, в свою очередь, разделил еще на две части. Две пробирки я поставил на лед. А еще две — предо мной, на конторке, в то время как я наговариваю это на фонограф. Хочу проверить утверждение лорда Рутвена, что его кровь не свертывается. Пусть постоит при комнатной температуре до утра. А сейчас уже поздно, пора ложиться спать.

16 мая. Лорд Рутвен оказался совершенно прав. Такое кажется невозможным, но все пробы крови — и те, что стояли в холоде, и те, что хранились при комнатной температуре, — остались жидкими. Хочу их проанализировать. Займусь этим после утреннего обхода.

1 час дня. Разделение красных кровяных клеток и плазмы ярко выражено. Удивительно быстрый процесс — он занял, по моим подсчетам, 13-14 часов вместо обычных суток. Что бы это значило?

2 часа дня. Чрезвычайные результаты. Красные кровяные тельца — как в осадке на дне пробирок, так и в плазме на поверхности — мертвы. Диагноз лорда Рутвена совершенно верен, ибо количество красных телец крайне низко, около 20-15% гемоглобина, по моим оценкам. Ввиду хорошего в остальных отношениях здоровья моих пациентов, это показание весьма озадачивает, но еще больший сюрприз преподнес анализ белых кровяных телец, которые, когда я взглянул на них в микроскоп, оказались еще живы. И не только живы — их концентрация увеличилась, а протоплазменная деятельность повысилась. Не укладывается в голове, как красные кровяные тельца могут быть мертвы, а лейкоциты — живы. Но именно это и произошло.