– Вот именно, если работать и лечить, а кидать себя в стресс и волнение. Это прорабатывается с психотерапевтом, а не с психологом.

– Ты уже и про это знаешь? А есть вообще хоть что-то, чего ты обо мне не знаешь? Есть?
– упираю руки в боки, потому что чувствую, что злость начинает набирать обороты. Но не хочу показывать Владу, как сжимаю кулаки.

И как у нас так получается? Только что ведь было все спокойно, тишь да гладь. И я была на седьмом небе от счастья. Ровно минуту назад.

– Кира, я прошу тебя, не заводись. Чего ты злишься?
– улыбается, - хочешь поговорить, поговорим. Только не набираем оборотов. Сейчас не нужно.

Влад кидает рубашку на стол и бесшумно по мягкому ворсу ковра идет на меня. С места не двигаюсь. Даже интересно, что он хочет сделать. Мужчина доходит до меня и вдруг обнимает одной рукой. Кладет подбородок мне на макушку.

– Влад, если ты собираешься меня жалеть, я прямо сейчас оденусь и уйду.

Толкает меня на кровать, а сам садится на корточки между моих ног. От толчка, полотенце с моей головы падает и освобождает мокрые волосы. Мужчина аккуратно накидывает полотенце мне на плечи и убирает мокрые волосы за спину.

– Ответь на вопрос, пожалуйста.

– Какой именно?
– усмехается нагло он.

– Есть хоть что-то, чего ты обо мне не знаешь?

– О синдроме не знал.

– Теперь знаешь. Еще?

Молчит, думает.

– Ты думаешь о том, чего еще не знаешь или о том, как сообщить мне, что знаешь все?

Изгибает брови домиком и хмурится. Сбрасываю его руки с колен, встаю и начинаю мерить комнату шагами. Туда-сюда.

– Кира, сядь, - резко, - не мельтеши, пожалуйста, - более мягче.

– Ты понимаешь, что это попахивает маниакальным поведением? Я же не твоя вещь, я не в тюрьме. Я свободный человек.

Вижу, как бровь Влада снова подскакивает. Он явно не согласен с последним утверждением.

– Но я же ничем тебя не ограничиваю? – удивляется.

– А ты не мог спросить? Я бы рассказала! Почему ты выбираешь выкапывать информацию ото всюду, только не у меня?

– А ты не из тех людей, кто спешат поделиться.

– Ты из ФСБ?
– на полном серьезе спрашиваю я.

– Нет, - смеется Влад, - но мне приятно, что ты такого высокого мнения обо мне.

– Мне не смешно.

– Кира, давай лучше поговорим о твоем вчерашнем приступе.

Напрягаюсь. Ну вот и началось.

– Как давно начались?

– Через 2 месяца после смерти отца.

– Почему никому не сказала?

– Чтобы меня начали жалеть? Коситься, как на прокаженную? Вопросы задавать?

– Мама тоже не знает? – машет головой укоризненно.

– Нет, ты что, ей вообще нельзя.

– Но, если не лечить, это чревато..., - Влад замолкает, а я заканчиваю.
– шизофренией? Ты это хотел сказать? Что, боишься с такой связываться? Я уже не умещаюсь в твой идеальный мир?

– Шипы спрячь, Кира. И думай, что говоришь.

– А ты разубеди меня, - смотрю на него с мольбой в глазах.

«Скажи, что я тебе не безразлична. Скажи, что любишь… скажи, что все равно на мои припадки, обмани меня, Влад».

– Ты можешь поехать в Россию со мной на пару недель?

Теряю дар речи сначала. Да, в любви признаваться он и не собирался. У него теперь миссия спасти нерадивое дитя.

– Как это? Зачем?

– Я найду для тебя лучшего врача, пройдешь обследование. Назначат лекарства пропить.

– Ты что, хочешь, чтобы я всю жизнь на колесах сидела? Может еще и антидепрессанты пить начала?

Почему-то его слова задевают за живое. Как будто он вскрыл нарыв. Из меня, как из рога изобилия полились слова претензий и обвинений. Сама не понимала зачем все это говорю ему и спорю. Но слова летят быстрее, чем успеваю остановить поток и подумать, как учила мама и как часто мне повторяет это Ратмир.

– Кира, я хочу, чтобы ты прошла обследование, вот и все.

– Ты что, не понимаешь? Для того, чтобы пройти обследование, надо обо всем рассказать, а я не могу, - не замечаю, как повышаю голос, - это значит, каждому встречному и поперечному врачу надо описать в подробностях, когда произошло, почему не обратилась в полицию? А почему не помогли? Когда начались приступы?

– Но ты же с психологом работала?

– Ты знаешь, что да!

– Ты ему рассказывала?

– Ей. И да, рассказывала.