Уолден не замедлил убедиться, что собирать хворост, имея на плече «ремингтон-700» длиной в метр и весом больше трех кило, не очень удобно. Но не сказать, чтобы он пожалел, что нагрузился этой ношей. Минуту или две он шел по тропе, по которой вчера вечером «Шевроле» прибыл в пункт назначения. Примечательная шириной своих шин, тяжелая «Импала» вырыла в мягкой земле тропы глубокие колеи, еще не стертые дождем. Уолден нагнулся над этими отпечатками и долго всматривался в них с неизъяснимой тоской в сердце.

По обе стороны от тропы простирался лес. Капля зелени в лесном океане Мэна. Около восьми миллионов гектаров, сказал ему отец. Он не уточнил, сколько это деревьев. Вокруг него вздымались высокие стволы, наклоненные в разные стороны, под которыми подрастали молоденькие деревца, похожие на швабры, колючий кустарник, широченные папоротники, переплетенные ветви ежевики. Уолден ни за что не хотел бы знать, что кроется там.

Он предпочел бы держать карабин под мышкой. Но пришлось положить его у ног, пока он наполнял сосновыми иглами пластиковый пакет, а потом собирал ветки и прутья. Лес казался неисчерпаемым, но не давал себя легко обобрать. Дрова и хворост он не преподносил в подарок. С «ремингтоном» на плече Уолден принес в хижину охапку, растеряв половину по дороге. Собранный хворост он положил у печи, чтобы подсох.

Еще не было полудня, а Уолден снова проголодался. Он съел вторую треть банки равиоли. Потом покормил голубя. Глядя, как птица клюет зерно, Уолден задумался, какое же послание он сможет отправить с ней Чену. Он рассмотрел план, который дал ему отец, и не нашел в нем ничего по-настоящему полезного. Ни названий мест, ни другой информации, позволяющей сориентироваться и определить свое местоположение. Ничего. Только бесполезная, невнятная роза ветров. Озеро находилось в общих чертах к северо-востоку. Ну и ладно.

«SOS, приезжайте за мной. Я где-то. Найти? Это очень просто: вокруг меня всего лишь восемь миллионов гектаров леса».

Грозная очевидность не давала ему покоя. Если бы отец хотел, чтобы он мог сориентироваться, то не завязал бы ему глаза. Джек Стивенсон нарочно запутал сына. Он оставил его на поляне посреди самого большого в Соединенных Штатах леса, чтобы Уолден не мог выбраться своими силами. Он оставил его в обществе голубя, который, конечно, мог найти дорогу домой, но с которым нельзя было послать никакого письма, позволяющего определить его местоположение. Жуткое видение предстало перед его глазами. В один прекрасный день дверь бревенчатой хижины откроет какой-нибудь охотник (или лесоруб, или индеец?) и найдет скелет. Может быть, еще в клочьях одежды. Может быть, на костях еще останется немного высохшей кожи, а то и плоти, кишащей червями. Пришелец с удивлением обнаружит, что это ребенок. Потом взгляд его упадет на книги, и он воскликнет:

– Удивительное дело: ребенок читал Генри Дэвида Торо!

Да, такова была мрачная истина. Если Уолден не хочет сойти с ума, свихнуться от злости и страха, если не хочет разреветься, а то и еще чего похуже, у него есть только один выход: взять одну из двух книг философа и читать…

– Как печально, – скажет охотник. – Оставить ребенка с книгами Торо.

Но может быть, это будет скорее лесоруб. А лесорубы, само собой разумеется, не читают философских книг. Имя Торо им незнакомо, и они прекрасно себя чувствуют.

– Когда я прекратил счет, – скажет лесоруб, – я насчитал четыреста двадцать миллионов триста тридцать четыре тысячи шестьсот восемь деревьев. На мой век хватит.

Индеец же – если это будет индеец – заинтересуется печью.

– Он умер, – скажет он, – потому что не сумел сложить поленья вигвамом.

Глаза Уолдена закрылись сами собой, хотя до вечера было еще далеко. Ему показалось, что он проснулся как от толчка. Голос, который он хотел услышать, был голосом отца. Уолден обратился к темным углам хижины, к теням под крышей.

– Пожалуйста, папа, приходи, забери меня.

Он знал, что не должен говорить таким жалобным тоном. Выступая в свою защиту, он постарался взять себя в руки и, выбрав цель (наверху слева, напротив печи), смотрел прямо в глаза тому, кто за ним наблюдал.

– Ты видишь, я справляюсь. Но продолжать бессмысленно. Знаешь, я подумал: наверно, я пойду изучать медицину, когда вырасту. Здесь я ничему интересному для себя не научусь. На будущее, понимаешь? Я хочу быть полезным. Врач – хорошая профессия, правда? Они хотя бы помогают людям. Ты же не хочешь, чтобы я стал лесорубом или лесным жителем? Почему бы не индейцем, если на то пошло?

Уолден прыснул. Ему стало смешно, и он сам этому удивился – настолько это не вязалось с его настроением. Воодушевившись, он продолжал:

– На самом деле, чтобы быть мужчиной, совсем не обязательно иметь большие мускулы, чтобы валить деревья, не обязательно стрелять из карабина в стетсоне на голове, я уж не говорю про хоум-ран в бейсболе. А насчет девушек – у меня еще есть время, правда же?

Он состроил лукавую гримаску в невидимую камеру.

– Я вообще-то не имею ничего против. Надо только найти такую, которая бы мне понравилась. Джемма, например, славная, но, если честно, у нее зад кобылы. Будь я ее доктором, посоветовал бы ей завязать с батончиками «Марс».