Ники молчала. Ей не хотелось говорить об этом. Если она начнет рассказывать, все станет реальностью, если промолчит, может быть, и нет… Монстров на самом деле не бывает. Сколько раз ей это говорила мама, когда Ники просыпалась от кошмара. Если она будет молчать и подождет подольше, и этот кошмар закончится. Сколько придется ждать?.. Она бежала по дороге из дома, босые ноги изрезаны о камни… грузовик с телефонной станции, который остановился… ее рассказ человеку из грузовика о том, что она видела… поездка в полицейский участок… и потом ожидание, пока этот человек и другие пошли в дом. Это был очень долгий кошмар. Должен же он когда-нибудь кончиться!

Вдруг дверь в комнату открылась, и вошел человек в форме. Он нес пакет молока и булочку и предложил Ники, но она отрицательно покачала головой. В желудке и в горле застыл холодный ком, и она знала, что если проглотит хоть кусок, ее тут же вырвет.

— Нам всем очень жаль, что это случилось с твоей мамой, — сказал человек с карманными часами, — и мы сделаем все, чтобы поймать того, кто вломился в дом и… так ужасно с ней поступил.

Тугой узел в желудке Ники взорвался дикой болью. Плечи ее затряслись, и она отчаянно зарыдала. Это было не во сне, значит, кошмар никогда не кончится. Мама ушла и больше никогда не вернется.

Полисмен неловко погладил ее по голове, бормоча слова утешения:

— Ну-ну, Ники, ты должна быть очень храброй, ради твоей мамы…

Но она не слышала, охваченная горем и парализованная страхом.

Человек с карманными часами прочистил горло.

— Малышка, — сказал он, смягчив голос, — я бы не возражал отложить это дело, пока ты не почувствуешь себя лучше… Но чем скорее ты поговоришь со мной, тем скорее мы сможет наказать того, кто… сделал эту ужасную вещь. Ты должна сказать мне, милая, все, что слышала и видела, и в какое, по-твоему, время…

Ники посмотрела на человека с часами. Она узнала его, вспомнив школьную экскурсию в полицейский участок. Он был тогда в форме, и мисс Джун представила его как шефа полиции Хайнса. «Полиция охраняет нас и следит, чтобы все соблюдали законы», — сказала мисс Джун, улыбаясь внимательно слушавшему классу. Но полиция не уберегла маму, и потому, что они сейчас держали ее здесь, она чувствовала себя так, как будто сама совершила что-то дурное. Она хотела домой, вбежать в дверь и найти там маму, которая ее ждет.

Но они не отпустят ее отсюда. Полицейские не дадут кошмару прерваться.

— Ники, — опять сказал шеф как можно терпеливее, — похоже, что к вам в дом ворвался человек, и твоя мама застала его. Ты слышала звуки борьбы или звон разбитого стекла?

— Музыка — вот все, что я слышала, — очень спокойно произнесла она.

— Музыка… — повторил шеф. — Ты проснулась оттого… Дверь широко распахнулась, и в комнату быстро вошел незнакомец. Очень высокий, седой, с белой, аккуратно подстриженной бородой и очень рассерженный.

— Вы должны знать, Билл, — начал он резко, — что надо было подождать меня, прежде чем допрашивать этого ребенка. Вы не имеете права…

— Это уголовное дело, и им должна заниматься полиция, — запротестовал шеф, — и я только выполняю свой долг.

— Я знаю, в чем ваш долг, — оборвал его незнакомец, — и если вы сами забыли, буду счастлив напомнить на ваших следующих выборах. А теперь оставьте нас одних.

И незнакомец посмотрел на шефа полиции долгим угрожающим взглядом. Тот постоял немного, колеблясь, и вышел.

Высокий мужчина подошел к Ники, встал напротив и улыбнулся. Потом очень мягко заговорил:

— Прости меня, дитя, но я пришел так быстро, как только смог. Я хотел бы избавить тебя от этого. — Он жестом обвел мрачную, окрашенную зеленой краской следственную комнату. — Я — хороший друг твоей мамы и позабочусь о тебе ТАК, как она попросила бы меня об этом.

В глазах Ники он прочитал вопрос: «Но я вас не знаю!»

— Меня зовут Стерлинг Уэзерби, — мягко произнес он. — И, хотя мы никогда не встречались, я вел дела твоей матери очень долгое время. И теперь пришел, чтобы позаботиться о тебе. Но мне нужна твоя помощь. Ты поняла, Николетта?

Ники почувствовала, что выхода у нее нет: он сказал, что был другом мамы.

— Вы думаете, этот человек, который сделал маме больно, был мистер Хайленд? — спросила она торопливым шепотом. Наступило зловещее молчание, потом адвокат сказал:

— Почему я должен так думать?

— Он был там.

Стерлинг Уэзерби покачал головой и улыбнулся.

— Но он не мог быть там, дитя, и уж, конечно, не мог бы причинить вред твоей маме. Мистер Хайленд позвонил мне и попросил тебе помочь — и звонил из Вашингтона, где находится уже три дня.