— С одной тысячей даже отчаянных со’ви голов, видно, не завоюешь Якутии. Что мы нашли в Охотске? Голово’езов Яныгина. У них всех-то мечтаний— вино да баба в постели. Низменные ст’асти — опасная за’аза — обожгли и наших солдат. Вот они, — показал на окно Энгельгардт, — стоят у факто’ии и ждут водки. Не выдай им комендант по стопке, фак-то’ию снесут, нас пе’едушат.

— Пепеляеву без нас плохо, но и мы без него пропадем.

— Только бы дождаться судна. Японского, китайского, канадского, какого угодно, я с удовольствием покину область вечной ме’злоты для к’ая вечного солнца…

— Полыгалов поймал японскую радиограмму, с открытием навигации к нам придет пароход.

— Дивно! П’елестно! Что еще сообщают японцы?

— Полыгалов больше не мог установить радиосвязи.

— Я бы взял его в эпистос, поймал бы. Мне не по душе этот бывший к’аснюк. Не дове’яйте пе’емет-чикам.

— От твоего эпистоса он протянет ножки.

— Вы изменяетесь к худшему, б’ат генерал! Вы становитесь гуманистом.

— Сто пятьдесят тысяч золотых червонцев требует Пепеляев, — задумчиво повторил Ракитин. — Здорово придется поработать за такую сумму.

— Будем обст’игать якутских овечек.

— Не забывайте, капитан, поговорку: пошли по шерсть — возвратились стрижеными.

Поля заснеженных льдов лежали вокруг «Ставрополя», в белесой искрящейся мгле черным пятном маячил силуэт «Индигирки», и больше ничего не было на горизонте.

Степан Вострецов надел дымчатые очки, сияние снега смягчилось. Он пристально всматривался в далекую «Индигирку», зажатую льдами, потом поднялся на капитанский мостик, спросил у Миловзоро-ва, стоявшего около вахтенного:

— Что нового, Павел Георгиевич?

— Все по-старому, никаких новостей.

— Уже хорошая новость, что нет никаких новостей, — пошутил Вострецов и, наклонившись над судовым журналом, прочитал записи.

«Седьмого мая. Встретил сплошные льды. Лавировали во льду, склоняясь преимущественно к норду, испытывая все время сильные толчки льда в корпус.

Двенадцатого мая. Стоим во льду. Дует свежий ветер, пурга, дрейф на вест.

Тринадцатого мая. Пробовали пробиваться, но безуспешно. В этот день шел снег и дул свежий ост. Вечером снежная пурга с порывами ветра до 8 баллов.

Двадцатого мая. Стояли, затертые льдами…»

Степан полез в карман за трубкой. С минуту они молчали, не спуская глаз с беспредельной пустыни.

— Я читал в лоции, что Охотское море освобождается ото льда в мае, — снова заговорил Степан. — Май на исходе, а мы в плену.

— Такой ледовой обстановки я давно не помню, хотя плаваю здесь не первый год. Если начнется свежий ветер южных румбов, то бог знает, что случится. Сегодня мы шли со скоростью половины узла в час, — сердито ответил Миловзоров.

— И все же нам надо пробиваться вперед.

— Разве я говорю не надо?

— Где мы сейчас?

— На траверсе Аяна, но лед постепенно прижимает к берегу. А это очень опасно, — добавил Миловзоров, поймав недоуменный взгляд Вострецова.

— Во Владивостоке мне говорили, Пепеляев квартирует в Аяне, но это когда было? Не сидит же генерал на одном месте, сложа руки. Какое расстояние от Охотска до Аяна по лоции?

— Миль триста, но там нет удобной бухты.

— Сигналы с «Индигирки», — доложил вахтенный.

— О чем сигналят?

— «Индигирка» получила новую пробоину, лед срезал четыре заклепки…

— Когда комиссар Пшеничный вернется с «Индигирки», пусть зайдет ко мне, — сказал вахтенному Вострецов и ушел в свою каюту, заваленную оружием, теплой одеждой, пачками книг. Сел за столик, взял книгу «Охотско-Камчатский край». Он читал, пытаясь представить себе край, в который забросила его судьба.

Край раскинулся на две тысячи верст. Вся Франция вместилась бы в его пределы, но в них проживает пять-шесть тысяч человек — якуты, камчадалы, тунгусы, потомки русских землепроходцев. В последние годы все больше появлялось на Охотском побережье японцев, американцев, канадцев — золотопромышленников, перекупщиков пушнины, представителей торговых фирм.

Охотск возник на карте мира давно. Основали его русские землепроходцы, когда в целеустремленном своем движении на восток вышли к Тихому океану. Охотск стал морским портом русского Севера.

Здесь строили корабли Беринг и Чириков для своей исторической экспедиции, отсюда отправились они, чтобы открыть Командорские острова и неизвестное море, названное морем Беринга.

Из Охотска уходили на Аляску, Чукотку, в русскую Калифорнию Шелехов, Баранов, Биллингс. В Охотске готовились к новым странствиям и другие русские экспедиции, здесь прозвучали названия дотоле неизвестных островов: Командоры, Курильская гряда, Алеутские острова, Форт Росс. Впервые произнесенные в Охотске эти слова облетели весь мир, оседая в географических картах.