Шрифт:
— Я звонил в штаб. Командование выезжает из Пскова, чтобы вместе с войсками вступить в столицу, — неопределенно сказал генерал.
Краснов повернулся к двери, но добавил приказным тоном:
— Капитан Андерс остается в вашем распоряжении. Думаю, он вам будет полезен.
Генерал посмотрел в окно на удаляющегося Краснова и, когда тот скрылся за углом дома, дружелюбно спросил:
— Хотите водки, капитан?
— С утра, господин генерал?
— Мне все равно когда пить, когда опохмеляться. Все полетело вверх тормашками: империя, царь, дворянство; над всем торжествуют плебейские хари. В такие времена власть становится призрачной, и смешно свергать Керенского, чтобы установить еще более призрачную диктатуру Корнилова...
— А кто же не призрак? — недовольно спросил Андерс.
— Ждете, что скажу: Ленин? Напрасно. Для меня Ленин — такой же призрак, как и Керенский; а вот кто действительно страшная сила, так это наши солдаты, — с трудом подбирая слова, говорил генерал. — Сегодня армия опасна для ее командиров, но безвредна для немцев.
Солдат заражен идеей мира, и мир ему нужен, чтобы освободиться от помещика, от нас с вами, от собственной совести. Грабь и жги барские усадьбы, стреляй офицеров — вот о чем мечтает солдат. Когда Керенский пообещал мир и свободу, солдаты полюбили в нем именно идею мира. Когда же он потребовал войны до победного конца, солдаты возненавидели его и теперь видят идею мира в Ленине. Так что мятеж Корнилова всего лишь увертюра к гражданской войне, а когда братья начинают воевать друг с другом, отечество неминуемо гибнет...
— Россия не может погибнуть, — убежденно возразил Андерс.
— Из пепла, как известно, возрождается одна сказочная птица феникс, а из костей русской империи вырастет новое, неслыханное государство. Вы представляете, что принесет оно Европе и миру? Я лично — нет. Я, как и вы, дворянин, нас императорская Россия охраняла от нашего же народа. Казалось бы, только нам и поддерживать мятеж Корнилова, а я не верю в его успех, — безнадежным голосом заключил командир дивизии.
— Но вы же командуете дивизией, на которую возложена одна из главных задач переворота, — воскликнул Андерс.
— Я командую тоже призраком. И не знаю, где находятся мои эскадроны; одни, по туманным сведениям, уже около Царского Села, другие все еще торчат в Орше, — уныло закончил генерал.
Они пришли на вокзал, в штаб, где ждали их невеселые новости. Третья кавалерийская бригада добралась только до Вырицы, дальше железнодорожный путь оказался разобранным. Горцы в конном строю двинулись на Царское Село, но были остановлены огнем рабочих дружин. Откуда появились эти странные дружины, в штабе дивизии не знали. Из Петрограда перехвачена телеграмма: солдаты гвардейских полков отказались поддерживать мятеж. В Орше два эскадрона горцев взбунтовались и не желают следовать на столицу.
— Капитан Андерс, отправляйтесь в Оршу и усмирите бунтовщиков, — приказал командир дивизии.
Большевики неусыпно следили за подготовкой корниловского мятежа и были в курсе всех дел заговорщиков. Они первыми предупредили рабочих и солдат столицы о смертельной опасности, грозящей революции.
— Революция в опасности! — короткая эта фраза прозвучала набатом над смятенной столицей.
Рабочие предместья, солдатские казармы всколыхнулись, взволновались, все пришло в движение. Большевистские агитаторы выступали в полках столичного гарнизона, на балтийских кораблях, на фабриках и заводах. Всюду создавались отряды Красной гвардии. Рабочие требовали оружия, и Керенскому пришлось уступить: военные склады раскрылись.
А в Минске на третий день мятежа большевики создали Временный военно-революционный комитет, и возглавил его Михаил Фрунзе.
— Изолировать Ставку верховного командования, не пропустить корниловские войска на Петроград — вот наша цель, — заявил на первом же заседании Фрунзе. — Возьмем под свой контроль железнодорожные станции, не допустим корниловцев в столицу...
По приказу Минского ревкома рабочие дружины и милицейские отряды заняли железнодорожные узлы Минск, Гомель, Витебск, Оршу. Рабочие отцепляли паровозы от эшелонов, разбирали рельсы, рвали телеграфную связь. Среди солдат работали большевики агитаторы, их слова действовали на душу, как грозовой ливень на иссохшую землю.
— Большевики за мир, генералы за войну, а вы за что?..
— Царя свергли, а диктатора захотели? Эх вы, рабы, рабы...
— Корнилов несет свободу жить голыми на голой земле.
Агитаторы будоражили корниловских солдат, идея классовой солидарности приобретала такую же весомость, как слово о мире и хлебе.
Для первого удара по Петрограду Корнилов избрал кавказскую «дикую дивизию». Ее эшелоны двигались через Оршу, офицеры зорко оберегали горцев от агитаторов.
Фрунзе узнал о продвижении «дикой дивизии», когда ее передовые части прибыли в Оршу.
— Задержать, распропагандировать, а если надобно — разоружить, — предложил он солдатскому комитету Западного фронта. — Кто может исполнить приказ?