Шрифт:
— Разоружение горцев может вызвать кровопролитие. Народ они горячий, оружие для них что для попа икона, — возразил Южаков.
— Направить бы к горцам умного агитатора, да чтобы ихний джигит был и словом владел, как кинжалом, — сказал Фрунзе.
— Знаю такого джигита. На трех языках говорит, как пишет. Командир эскадрона Хаджи-Мурат, а фамилия такая — язык сломаешь. Дза-ра-хо-хов, — по складам произнес Южаков.
— Где же он? Позовите его.
— Он как раз в Орше.
— Тогда отправляйтесь в Оршу. И действуйте, действуйте, время не ждет! Когда разоружите горцев, сообщите мне, — приказал Фрунзе.
Поезд, в котором ехал капитан Андерс, часто останавливался на полустанках, пропуская эшелоны с воинскими частями. Части эти растянулись на многие версты и больше стояли, чем продвигались к столице, и Андерс был невольным свидетелем солдатских митингов.
Горцы сбивались в толпы, и сразу же начинался разноязычный говор. Бородатые, искаженные страстями лица, глаза в темном огне, пальцы, хватающиеся за рукоятки кинжалов, — от этого зрелища мурашки пробегали по телу капитана.
Ночью капитан приехал в Оршу, но не нашел эскадронов горцев. На вокзале была только казачья сотня. На глаза ему попался горбоносый лохматый кавказец с погонами вахмистра.
— Где тут горцы? — спросил Лидере.
Вахмистр, сверкнув выпуклыми маслеными глазами, прищурился па капитана.
— А что такое? — в свою очередь спросил он, похлестывая нагайкой по голенищу.
— Спрашиваю — так отвечай.
— Ты мне не тыкай, я тебе не кунак.
Андерс опешил от такого нахальства, но, смиряя злость, сказал миролюбиво:
— Я из штаба дивизии. Тут должны быть два эскадрона...
— Не видать тебе этих эскадронов! — дерзко захохотал вахмистр. — Мы их тут разоружили и отправили в Быхов...
— Что ты врешь! Как смеешь так разговаривать с капитаном! Фамилия?
— Ца-ца-ца... Фамилие мое — по-жа-луста: Дзарахохов, Хаджи-Мурат, будем знакомы. А ты корниловец, да? — Вахмистр выдернул из кобуры револьвер. — А ну иди в вокзал и не рыпайся!
Андерсу пришлось подчиниться.
В станционном буфете за столиком что-то писал рыжеволосый мужчина, — лицо его показалось знакомым Андерсу.
— Корниловца заарканил, товарищ Южаков. Такой джигит — голыми руками взял, — доложил Хаджи-Мурат.
Рыжеволосый поднял на вошедших глаза.
— Неожиданная встреча, не правда ли? Если не ошибаюсь, капитан Андерс?
— Все стало неожиданным в наше проклятое время, — пробормотал озадаченный Андерс.
— Удивлен вашей неосторожностью, капитан. Вы же образованный человек. Как вы могли вступить в заговор обреченных?
— Почему же обреченных?
— Ваш заговор в самом начале погиб. Руководители мятежа сдались, не совершив ничего интересного для истории.
— Вы или обманываете меня, или сами обманываетесь. Я еще утром видел генерала Краснова.
— Вы же видели генерала вчерашним утром. А за сутки произошли решающие перемены. Корнилов, Деникин и другие генералы арестованы. Кавказская «дикая дивизия» отказалась поддержать мятеж. Об этих событиях вы еще, видно, не знаете, капитан...
Андерс молчал, ошеломленный, не желая верить, но уже не сомневаясь в правдивости этого сообщения.
— Кто же теперь верховный главнокомандующий? — растерянно спросил он.
— Александр Федорович Керенский, но это только пока. Его правительство, как вы знаете, ведь тоже временного характера.
— Участников мятежа станут судить по законам военного времени?
— А как же иначе... Они сдали Ригу, открыли немцам путь на Петроград. Такие действия называются изменой отечеству. Я уже не говорю о том, что генералы подняли мятеж против революции.
— Мне казалось, большевики и Временное правительство — непримиримые враги, а они совместно громят Корнилова.
— Мы спасаем революцию, а не Временное правительство, — холодно объяснил Южаков.
В Минском ревкоме непрерывно звонил телефон, выстукивал свои точки-тире телеграфный аппарат. За окном резвились воробьи, мелькали тени, но Фрунзе не замечал наступившего утра. Он или отвечал на звонки, или же читал нескончаемую телеграфную ленту. «Генералы Корнилов и Деникин посажены в тюрьму. Генерал Крымов застрелился. В Орше Южаков разоружил два эскадрона «дикой дивизии» и под конвоем отвел в Быхов. Чеченский эскадрон под командой Хаджи-Мурата Дзарахохова перешел на сторону большевиков», — читал Фрунзе.