– Ему уже четырнадцать лет. Я в его возрасте...

– Нельзя сравнивать свечу с солнцем, моя любовь, - заметила Маргарита.

– Разве нельзя ждать хоть некоторого блеска от сына солнца? Я не выношу мрачных, глупых детей, однако именно таким кажется мне мой отпрыск.

– Ты ждешь от него очень многого, потому что сам являешься выдающейся личностью. Дай ему шанс; как говорит твоя сестра, он еще очень молод.

– Вы, женщины, слишком снисходительны к нему. Если бы я знал, как высечь из этой тупой головы хоть искру интеллекта!

– По-моему, - сказала Маргарита, - в твое отсутствие мальчик становится более живым и сообразительным. Ты согласна со мной, Анна?

– Да. Поговори с ним об охоте, любовь моя, и ты увидишь перед собой твое отражение.

– Об охоте! Физически он весьма крепок. Если бы дофин обладал его здоровьем!

– Не вини своих сыновей, Франциск. Вини короля Испании.

– Или, - вставила Анна, - самого себя.

Он посмотрел на нее, в его глазах вспыхнул огонь, но Анна выдержала взгляд короля. Она дразнила его, была насмешливой и уверенной в себе. Он любил ее уже почти десять лет. Она позволяла себе вольности, но Франциску это нравилось. Он не был ее богом - этим она отличалась от Маргариты. Франциск улыбнулся - он умел увидеть себя со стороны. Она права. Он был плохим, безрассудным воином. Результат - Павия! Он мог винить лишь самого себя. Он один нес ответственность за то, что молодой Генрих и его старший брат, дофин, заняли место отца в испанской тюрьме в качестве заложников.

– Ты забываешься, моя дорогая, - сказал он, попытавшись придать голосу холодное звучание.

– К сожалению, любовь моя, боюсь, это правда, - дерзко отозвалась Анна.
– Но я люблю тебя за твои недостатки не меньше, чем за твои достоинства. Поэтому без страха говорю тебе правду.

– Это было несчастливое стечение обстоятельств, - быстро вставила Маргарита.
– Королю пришлось вернуться, а сыновья заняли его место. Но вернемся к главной теме нашей беседы. Юноши возвратились из Испании...

– Где молодой Генрих позабыл свой родной язык!
– воскликнул Франциск.
– Разве я стал бы говорить на языке варваров, вернувшись из самого длительного плена?

– Он заговорил на испанском языке, когда вернулся домой, - заметила Анна.
– И весьма свободно, насколько мне известно.

– Да, весьма свободно. Он выглядит, думает и ведет себя, как испанец. Он больше похож на сына моего врага, нежели на моего.

– Он действительно очень мрачен, - сказала Анна.
– Что подумает о нем юная итальянка?

– Она примет его с радостью, - заявила Маргарита.
– Разве он не сын французского короля?

– Сочтет ли она этого мрачного юношу достойным трех сверкающих бриллиантов - Генуи, Милана и Неаполя?
– лукаво спросила Анна.

– Несомненно, - сказала Маргарита.
– Мы не торгуемся слишком горячо, покупая за чужие деньги.

– Особенно когда счета могут оказаться неоплаченными!

– Довольно!
– жестко сказал Франциск.
– Климент - хитрый негодяй, но я заставлю его сдержать свое слово.

– Как прибудет сюда девочка?
– спросила Анна.

– С большой помпой, множеством дорогих подарков и в сопровождении самого папы. Он не только привезет ее, но и останется здесь до свадьбы.

– Что?
– воскликнула Анна.
– Он не верит в нашу порядочность?

– Похоже, - вставила Маргарита, - он боится, что Генрих лишит ее девственности и отправит назад.

– Похитив ее бриллианты и приданое!

Франциск засмеялся.

– Папа не знает нашего Генриха. Он способен отнять у торжества все веселье, но не девственность у юной красотки. Святая Дева! Я бы хотел, чтобы в нем было больше огня, чтобы он походил на своего духовного наставника, каким бы самовлюбленным и коварным ни был этот человек.

– Я слышала, - сказала Анна, - что архиепископ английский - прекрасный человек. К сожалению, он уже немолод.

– Мы с ним ровесники, - проворчал Франциск.

– Но ты - бог, моя любовь, - насмешливо заметила Анна.
– Боги не стареют.

– Я думаю о мальчике, - сказала Маргарита.
– Теперь, когда он должен стать женихом, необходимо что-то предпринять. Генриху нужен друг, хороший друг, который поможет ему перестать бояться нас всех и прежде всего своего отца; он нуждается в человеке, способном объяснить ему, что причина его неловкости заключается в отсутствии веры в себя, что преодолеть последствия испанского заточения можно, изгнав из памяти воспоминания о них.

– Ты, как всегда, права, моя дорогая, - сказал Франциск.
– Ему необходим друг - сильный, обаятельный и красивый молодой человек с веселым нравом.

– Дорогой, я имела в виду нечто другое. При дворе нет мужчины, обладающего достаточной чуткостью. Испания крепко засела в душе мальчика. Никто из нас не знает, насколько глубоки его переживания. Только очень нежная рука способна снять их. Он должен вновь обрести свое достоинство с помощью деликатного, мягкого влияния.

– Действительно, тут требуется женщина!
– сказала Анна.