— Усик! — обратился ко мне Попеленский — отвлёк меня от размышлений.

— Слушаю вас, Виктор Феликсович.

— На доску не смотри, — сказал доцент. — Ты же не думал, что я буду требовать от тебя знания изученной нами в этом году темы?

— Я справлюсь, Виктор Феликсович, — ответил я. — В больнице я ознакомился с конспектами лекций.

Смотрел на те примеры, что выводила Пимочкина — не замечал в них ничего примечательного. Простейшие задания. Навевавшие скуку. Не помню, чтобы решал похожие в прошлом (но наверняка решал: ведь это для меня не первое обучение на первом курсе института). Но понимал, что найду ответ к заданию раньше, чем комсорг перепишет с листа бумаги на доску следующее. А для того, чтобы подробно расписать свой ответ для Попеленского, потрачу не больше пары минут. Придвинул к себе тетрадь, не поспевавшей за моими мыслями рукой переносил всплывавшие в воображении цепочки математических символов на бумагу. Справился с первым примером, когда вновь услышал слова Феликса.

— Усик, ты слышал меня? — спросил доцент. — Эти примеры не для тебя. Расслабься. И можешь не спешить жаловаться на меня на кафедру. Вот, держи. Я набросал для тебя заданьице попроще. Как раз подходящее для такого бэздаря, как ты. Перепиши в тетрадь. Бумажку мне верни.

Попеленский протянул мне лист бумаги (не вставая со стула — лишь наклонился над столешницей). Я принял из его рук тетрадный лист (вдохнул резкий запах одеколона). Посмотрел на выведенные почти врачебным почерком строки. И передумал заверять преподавателя в том, что справлюсь с самостоятельной работой, предложенной для всей группы. Потому что мне Феликс предложил задачку поинтересней: похожую на те задания, что выводила на доске Пимочкина, не больше, чем австралийский кенгуру на Мировой океан. В голове появились пока смутные воспоминания: почудилось, что подобные задания мне встречались (в книгах Пимочкиной?). Не стал шарить в закромах памяти (чтобы не тратить время) — приступил к работе.

«…Рассмотрим компактное трёхмерное многообразие…» Кончик шариковой ручки порхал над страницей, выводя всё новые буквы и символы. Слова появлялись на странице быстрее, чем мой мозг успевал их осмыслить. Мне чудилось, что я и не думал вовсе. Мозг, будто суперкомпьютер, всего лишь обрабатывал информацию, облекая её в образы. Заставлял мою руку преображать всплывавшие в воображении картины в слова, математические значки и цифры — прямо на листе бумаги. Никаких долгих размышлений и блужданий по лабиринту размышлений — только чёткий, пусть и извилистый путь к пока невидимой впереди, но реально существующей цели. «…Каждое односвязное замкнутое три-многообразие гомеоморфно три-сфере…»

— Эээ… Санёк!

Тень легла на тетрадную страницу.

— Санёк, закругляйся, — сказал Аверин. — Всё. Пара закончилась. Перемена. Нужно идти на физику. Не успеем до звонка — физик нас не впустит в аудиторию.

«…Фигурирующее в определении потока число, может быть заменено любым другим ненулевым числом». Я дописал на странице очередную фразу — вынырнул из математических фантазий (будто проснулся или избавился от наркотического опьянения). Оторвал взгляд от тетради, сообразил, где нахожусь (кабинет почти опустел). Пошевелил сухим языком, прислушался к жалобам мочевого пузыря. Заморгал — сфокусировал взгляд на лице старосты. Мысленно повторил произнесённые Авериным фразы, пытаясь понять их смысл. Заметил позади Славы очертания фигуры Паши Могильного.

— Я… не закончил…

— Потом дорешаешь, Санёк, — сказал Аверин. — Феликс всё равно уже свалил — понесёшь ему свою работу на кафедру. Потом. А сейчас нужно бежать на лекцию.

Я повернул голову — за преподавательским столом никого не обнаружил. Не вспомнил, когда ушёл Попеленский. Но представил его довольное лицо. Феликс, наверняка, радовался тому, что я не решил его задачку до завершения пары (хотя я просидел над ней даже всю прошлую перемену — меня никто не побеспокоил, не выгнал в коридор). Я посмотрел на исписанные страницы тетради. Тут же почувствовал, как побаливали мышцы правого предплечья (давно не приходилось писать так много и так быстро). Поднял растерянный взгляд на Славу Аверина. Прогнал из головы математический туман — закрыл тетрадь.

— Ладно, — сказал я. — Закончу позже.

Самостоятельную работу по математике я в пятницу так и не сдал. Решил, что раз уж не уложился в отведённое для решения задачи время (такое случилось впервые: обычно я решал самостоятельные работы раньше одногруппников), то спешить не буду. Феликс уже теперь имел полное право не принять мою работу ни в конце дня, ни после выходных. Поэтому я вернулся к задаче только вечером, уже в общежитии. Да и то, когда разобрался с прочими делами (приготовление ужина я ни Славе, ни Паше не доверил: кулинары из парней были никудышными). Соседи по комнате не разъехались в пятницу по домам — с красными повязками на руках отправились охранять покой советских граждан. А я вернулся к математике, лишь после того, как выпроводил Аверина и Могильного за дверь.

В последний день февраля я впервые «прогулял» военную кафедру: проспал. Открыл глаза уже после полудня — разбудили голоса соседей по комнате. Я приподнял голову над кроватью, обнаружил, что уснул, не разобрав постель. Не вспомнил, когда вернулись с дежурства в народной дружине Пашка и Слава. Процесс перехода от письменного стола на кровать в памяти тоже не сохранился. Зато я точно помнил, что дописал решение выданной мне Феликсом задачи. Пусть и растянул решение толстенную тетрадь, потратил на писанину едва ли не весь вечер и ночь. Улыбнулся, воскресив в памяти момент, когда уже засветло поставил на странице финальную точку и вынырнул из математического угара. Прикинул, как буду оправдываться на военной кафедре. Напомнил себе, что сегодня, ровно в семнадцать часов, должен явиться к Королеве.

В гости к Нежиной я отправился не только с пакетом конфет (купил их в магазине едва ли не наугад), но и с маленькой упаковкой чая. На этикетке брикета был нарисован слон и значилось: «Чай индийский». Такой чай приносил в общежитие Паша Могильный. Он же отсоветовал мне приобретать сухие чайные листья в магазинах. «Там одно сено продают, — сказал Павел. — Нормальный чай нужно доставать. Раньше был нормальный китайский. Но теперь его днём с огнём не сыщешь. Довольствуемся индийским». Один из Пашкиных брикетов я и прихватил для похода к Королеве.