— Саша, ведь есть же милиция! — сказала Кирова. — Давайте позовём милиционеров! В конце концов, это их работа — ловить преступников!

Её голос сорвался на писк.

— И что я им скажу? — спросил я.

Дарья Степановна указала на Валицкого болтавшимся металлической головкой вниз молотком.

— Что этот человек собирался меня убить!

— А он расскажет, что прогуливался перед сном. Подобрал на дороге замечательный инструмент, нёс его домой. Пока из кустов не выскочил я и не открыл стрельбу. Ведь теперь это именно так и выглядит со стороны. Вы живы. А этот человек не в роли убийцы — он жертва преступления.

Я усмехнулся.

— Кому поверят милиционеры, Дарья Степановна? Парнишке, что прятался за кустами с обрезом от винтовки? Или респектабельному советскому гражданину, уважаемому заведующему кафедрой горного дела в Зареченском горном институте? Кто поверит, что он хотел вас убить? Как я это докажу?

— Но ведь…

Кирова замолчала. Посмотрела на меня. Перевела взгляд на Романа Георгиевича. Валицкий не шевелился. И не стонал. Прислушивался.

— Нет другого варианта, — сказал я. — Вообще нет приемлемого для меня варианта. Но я выбрал наилучший. Ведь всё равно кто-то умрёт. Так почему бы не он? Либо я убью этого человека, либо снова погибнет женщина — потом. Понимаете, Даша? Выбирать-то особо и не из чего.

Я повёл плечом.

Дарья Степановна снова повернула лицо — в её глаза вернулись желтые точки (отражения фонаря).

— Вы думаете… он тот самый? — спросила Кирова.

Приподняла молоток чуть выше — удивлённо смотрела на него, будто раньше ничего подобного не видела.

— Саша, вы считаете, что это он убил тех женщин… осенью?

Голос Дарьи Степановны окреп. Будто женщина совладала с эмоциями, или у неё резко сменилось настроение. Кирова не выронила — бросила на землю молоток (позади себя).

— Не знаю, — сказал я. — В этом не уверен — не буду лгать. Но допускаю такой вариант. Всё, что мне пока известно — он сегодня хотел убить вас, Даша. Вот в этом я не сомневаюсь. А что касается прошлых убийств… нужно разбираться. Это я попытаюсь выяснить… потом.

Дарья Степановна тряхнула уже намокшими волосами. Притопнула ногой, разбросав вокруг себя брызги (и окатив ими Валицкого).

— Тогда нам тем более нужно передать его милиции, — сказала она. — Его должны допросить, Саша! Разве вы не понимаете?!

Она протянула мне обрез — решительно.

— Вот, Саша, возьмите. Только я вас умоляю: не стреляйте.

Я взял в руки огнестрельное оружие. Коснулся пальцем спускового крючка. Но не поднял ствол — позволил дулу разглядывать лужи на асфальте.

Дарья Степановна притронулась к моей руке (к локтю — как поступала раньше Света Пимочкина).

— Саша, послушайте меня, — сказала она. — Я… знаю, как нам нужно поступить. Не спешите убивать этого человека. Я вас очень прошу! Нам нужно убрать его от дороги. И уйти отсюда самим. Чтобы нас не увидели прохожие. Саша, здесь вот-вот могут появиться люди. Или даже милиция. Им ведь могли позвонить. Наверняка кто-то слышал выстрелы.

Она указала рукой в темноту.

— Там есть пустырь, — сказала Кирова. — Нам нужно туда. У нас появится время.

Дарья Степановна передвинула на живот сумку. Сунула в неё руку — извлекла небольшой тёмный предмет, который яркой струёй света ударил в Валицкого, заставил того зажмуриться. Похожими фонариками пользовались Пашка и Слава, когда уходили на вечерние дежурства (называли его «Жучок»).

— Я знаю другой способ решить нашу проблему, — сказала женщина. — В моём варианте никто не умрёт. Саша, вы не станете убийцей. А этот человек понесёт заслуженное наказание. И мы сумеем выяснить: виновен ли он и в других преступлениях. Сейчас нет времени объяснять. Следует поторопиться.

Дарья Степановна вновь прикоснулась к моему локтю.

— Сашенька, я действительно знаю, что нужно делать, — сказала она. — Поверьте мне!

— Ладно.

Я не спускал глаз с Валицкого. Понимал, что лучшим вариантом сейчас было — направить дуло обреза на затылок Романа Георгиевича и нажать пальцем на хвост спускового крючка. Один выстрел. Потом выброшу будёновку и обрез, покончу с образом супергероя: совершать вылазки (в суконном шлеме со звездой и огнестрельным оружием в руках) для поимки преступников больше не планировал.

Но я медлил.

И понимал причину своего бездействия. Я не стрелял, потому что в голове вертелись слова Дарьи Степановны: «Будёновец спасает людей! Он их не убивает!» Я с упрямством глупца цеплялся за соломинку: надеялся обойтись без убийства (хотя сам себе давно доказал, что в этом случае такое невозможно). Дрожал от холода (свитер почти не защищал от дождя и не спасал от ветра). Смотрел на лицо Валицкого.

Подошёл к маньяку — ухватил того за воротник, попытался сдвинуть с места (Роман Георгиевич жалобно застонал). Моих силёнок не хватило, чтобы потащить маньяка на пустырь волоком.