Духовные оды
вернуться

Державин Гавриил Романович
Шрифт:

БЛАГОДАРНОСТЬ

Исповемся я душою, Сердцем всем Тебе моим: Средь поющих Ангел строю Цитрой благодарный гимн Взбрячу, что Ты глаголу, Господи внял уст моих. Храму Твоему святому В умиленье поклонюсь, Богу кроткому, благому Слез реками пролиюсь, Что вознес меня от долу На чреду высот Своих. Бог и впредь меня услышит, Как Его я призову; Ум и сердце мне возвысит, Крепость даст, подобно льву, И своей мне силой душу Расширит, наполнит грудь. И услышат и познают Власти и цари земны, Что те ввек не погибают, Кто Творцом охранены. Я все ужасы разрушу, Правды, славы в путь пойду. Издалече Бог надменных Угнетает бед ярмом, А с высот на униженных Призирает благ лучом; Тех низводит, сих возводит, Манием весь правит свет. О всесильный! если скорбью Я и впредь сражусь, стеня, — Оживляй Твоей любовью, Провождай в слезах меня, И как гром на злых снисходит, Дух Тебя мой да поет. 30 сентября 1807

УМИЛЕНИЕ

Не Богу ль повинится Во всем душа моя? Не от Него ль струится Спасение ея? Так Он один хранитель, Защитник, покровитель, Броня моя и шлем: Не двигнуся я в Нем. Доколе человеки Подобных им гнетут, Кровавые льют реки, Зорят жилища, жгут; И стены хоть сотренны, Их кущи разрушенны; Но в сердце зверску желчь Несут, огонь и меч. И цены совещают, Меня как свергнут, чем; Все жаждут, все алкают Знать о вреде моем; Благословят устами, Губят, клянут сердцами, Измены строя ков; Но Бог — мой Спас, Покров. Так, Он заступник, слава, Краса моя, венец, Надежда и избава, Владыко и Отец. О смертные! внимайте: Пред Ним лишь преклоняйте И дух ваш и главы; Но суетны суть вы! Вы любите хищеньи, Надеетесь на ложь, Живете в подкрепленьи Неправедных вельмож; Ко роскоши, к богатству, Корысти, святотатству Летят дух, ум, сердца. Увы! — иль нет Творца? Нет, есть! Его держава, В вселенной всей, и суд Всем, милость и управа Его в тот век дадут Нам по деяньям долю. Блажен, Твою кто волю Соблюсть в сей жизни мог, О мой Творец и Бог! 2 октября 1807

ВОЦАРЕНИЕ ПРАВДЫ

Господь воцарился! Земля, веселись! Мрак туч расступился; Холм, в свет облекись: Правда и суд утвердились Вкруг трона Его. Пред Ним огнь предыдет, Врагов попалит, Вселенную двигнет, Гром мрак осветит; Горы, как воск, вмиг растают Пред Божьим лицом. И небо всем правду Его возвестит; Народ в нем отраду, Честь, славу узрит; Те же, что чтили кумиров, Поникнут с стыдом. Услыша с весельем, Взыграет Сион, Сонм дев с восхищеньем Воскликнет о Нем И возгласит, что правдивы Господни судьбы! Творец, что всех высший Над всеми есть Бог, Кой, взором проникши, Унизил злых рог; Души храня, преподобных Лучом осиял. Ликуйте ж о Боге, О добрые! днесь, Хвалите в восторге Царя вы небес! Имя и святость и славу Воспойте Его. 3 июля 1809

ЦЕЛЕНИЕ САУЛА

Саул, Сиона царь, сын Кисов, волю Бога Взгордясь презрел, тем власть Его уничижил. Господь средь гнева яра, строга, Блестящее лице с Саула отвратил И рек: «Поди, злой дух! круши его». Глаголом сим вострепетали бездны, Сквозь пропасти подземны Со огненна одра покоя своего Восстала злая Месть и идет на Саула. Пук лютых стрел на ней за плечьми среди тула Вися гремит, как гром вдали, — и перед ней Отверзлись ржавые со скрипом ада двери, Из коих зависти и злобы бледны дщери, Боязнь, и грусть, и скорбь, и скука, и тоска, Змеистых клочья влас вкруг ней, как облака, Пустив на ветр, летят в призраках черным роем: Те с скрежетом зубов, те с хохотом, те с воем, Как враны, волки как на труп с лесов, степей Стадами гладными на казнь бегут цареву. Средь крику их и реву Унынье дикое безмолвно, тяжело, Густой подобно мгле, на грудь, на очи, на чело, На дух преступника, на сердце налегло, Огнем всю внутренность, тоской смертельно жгло; И ночь и день его терзая угнетало, Мечтами ужасало. Почувствовал, почул Еговы гнев Саул. Веселья от него повсюду удалились И утучняющий спорхнул от веждей сон, По ссохшимся щекам потоки слез катились, И был как тень, как остов он. В размученном таком, тревожном состояньи Друзья вокруг его во плаче, во стенаньи Вещают, что пастух, по имени Давид, Болезни тяжкие бряцаньем струн целит; Что арфы громкие и тихозвучны тоны Волшебством некаким обворожают слух, Покоят, веселят, лелеют, нежат дух И прогоняют грусть, задумчивость и стоны, И словом, мочной что гармоньи сладка власть Удобна исцелять болезнь и всяку страсть. Поспешна повелел звать сына Иессея. Певец пришел, и хор с ним пред него, И зря, что на одре царь, взором пламенея, Лежит и день клянет рожденья своего, С созвучностию струн, касаясь чуть ушес, Двугласну тихо песнь вознес: О Боже! поспеши Сердечный внять мой глас, Скорбь царску утиши, Отри потоки с глаз И просвети Твое лице На блещущем его венце. Виждь, стрелы, Судия, Твои его разят, Как лютая змия, Лиют во сердце яд. О Боже! поспеши, Скорбь царску утиши. Внимает песнь монарх; но сила звуков, слов Так от него скользит, как луч от холма льдяна; Снедает грусть его, мысль черная, печальна. Певец то зрит — и, взяв других строй голосов, Поет уж хором всем; но сонно, полутонно, Смятенью тартара, душе смятенной сходно: На пустых высотах, на зыбях Божий дух Искони до веков в тихой тьме возносился, Как орел над яйцом, над зародышем вкруг Тварей всех теплотой, так крылами гнездился. Огнь, земля и вода и весь воздух в борьбе Меж собой внутрь и вне беспрестанно сражались, И лишь жизнь тем они всем являли в себе, Что там стук, а там треск, а там блеск прорывались; Гром на гром в вышине, гул на гул в глубине Как катясь, как вратясь даль и близь оглушали, Бездны бездн, хляби хлябь колебав в тишине Без устройств естество, ужас, мрак представляли. Под томной песнью сей царя тягчайший сон Давил, что больше мертв, чем жив казался он. Был сходен хаосу, в сон вечный погруженну, В себе самом смятенну. Но глас взгремел: Стихиев бездны разделились; Огнь с воздухом на высоту взлетел, Земля с водою вниз спустились: Бысть свет! Чертеж, в уме Творца предвечно изложенный, Напечатлелся всей природы на ростках, На скрытых семенах. Всех дум его отсвет, От слова образ взяв, стал вид одушевленный, И в роде всяка тварь своем, К чему назначенна, явилась точно тем. Как искра, от кремня и из стали воспрянув, Так солнце излилось, из мрака возблеснув. Прекрасное светило! Грядет среди небес, Величие открыло Тьмы Божеских чудес. В следы его смотря, Румянилась заря, В безмолвном утра мраке Сияет Орион; Но звезд царя при зраке Бледнеет, меркнет он. На севере в полнощи льет Свой Арктус яркий свет. И ты, о милая лампада, Луна! (так воспевал пастух) Средь звезд вдали блестяща стада Свой тихо совершаешь круг. Сумрачны тучи удивились Задумчивой красе твоей, Когда края их посребрились От светлости твоих лучей, И ты царицей нощи стала, — Оспоривая день, блистала. Так тьмы планет в молчаньи путь Проходят свой благоговейно, Стремяще неотложный труд К мете всеобщей стройно, верно. О, коль сей дивен тихогром [1] И льет гармонию какую! Как светлых Серафимов сонм, Крылами песнь на нем святую Порхав, по сферам издают, Созвучно все Творца поют. Воскликни, хор, воскликни вдруг, И ты Творца с тьмой звезд согласно Пой с Серафимы велегласно; И ты Его творенье рук. Веселой трепетной душой Хвалу Его любовью пой! В бесчувствии глухом лежащего владыку Проникнул сладкий шум сего священна лику. Оцепенелый взор вкруг дико водит он И чудесам небес дивится, мыслей полн. Но ново пение восстало И вновь царя слух обуяло: Он слышит, Океан, восстав, с чел звезд потек Шумяще в свой предел, во глубины безмерны; Возникли гор хребты мгновенно из середь бездны И меж себя пути отверзли бегу рек; А там, нагнувшися, скалы круты, кремнисты Низвергнули с себя журчащий чистый ключ, Который, как жемчуг пересыпаясь чистый, Катит по мураве поток свой в понт зыбуч. Виждь, пестреет стадом холм, Агнцы по лугам резвятся, Тонким скрыты облачком Песни жавронков гласятся; А как солнца луч багряный Загорится средь ручья, Отдаются рощи дальны Свистом громким соловья. С неба Ангелы нисходят, Песни ангельски поя, И блаженство их низводят В тени злачные рая. Мир ликует и спокойство, Под смоковницей сидя; Цвет вдруг, запах и довольство К их желаниям ведя, Непорочность и веселья Рука об руку идут; Там не знают лицемерья, А все в радости живут. Будь, чета благословенна, Век невинностью спряженна, Ублажайся счастьем вновь, Чистая сердец любовь. Хор смолк. Монарх челом своим с одра склонился И, благовенья полн, во помыслах молился Толиких множества Создателю чудес. Но злобы дух в нем вновь воскрес И черным жег огнем его с сугубой силой. Царь бьет себя во грудь с душой унылой: Почто веселье и покой, Рек, в хижинах живут, а дом забыли мой? Быстрые гласы, теките, Духа печальна будите, Коль не почувствует сам, Грех что его есть тиран. Стени и жалуйся, о арфа! скорбным тоном, Стени и наполняй весь свет его уроном. Несется, слышу, вопль, и стон, и плач, и вой. Какое зрелище я вижу пред собой! Увы! напрасны суть твои уж слез потоки: Преступная чета, ты пала в грех жестокий. С невинностью твоей веселость протекла, Смерть косу на тебя, яряся, занесла И Херувима меч огнем вокруг сверкает, Отчаянье в очах везде тебя пужает; Возненавиженна сама собою став, Куда сокроешься, себя собой терзав? Несчастная чета! оставленная Богом, В лесах ли будешь жить, с зверьми под листьев кровом; Но ты жалка, твое плачевно состоянье! Подвиглись небеса, все Ангелы в рыданье; Дол плачет, плачет холм, гул вкруг твердит: увы! О, коль несчастливы, сердца порочны, вы! Быстрые гласы, теките, Души преступны разите, Правд не познают коль сих, Что грех мучитель есть их. Кичливу грудь царя и страх и стыд бунтуют, В надменном гнев лице и злость изобразуют, Кровавы, выпуклы глаза его свирепо зрят. Но юноша хоть то и примечает, Без робости играет, Ланиты правдою горят, И смотрит так на злость тирана он спокойно, Как добродетели смотреть на злобу сродно. Под взором блещущим вслед скачущим перстам По арфе огнь бежит, сверкая по струнам, И возбуждаючи высоки, страшны тоны, Грех в бедствии поет и казнь его и стоны: Громы в громы ударяют, Гул за гулами ревет, Смерть и ужасы летают, Молния вселенну жжет; Бездны разверзают зевы, Бог преступников казнит. Князь и царь, рабы царевы, Кто от Бога убежит? Род Иаковль! веси, грады Брось и кущи ты свои, Ты умрешь, — и нет пощады За злодействия твои. Ты умрешь, — и я уж внемлю Шум вокруг небесных стрел; Тропы смрадны кроют землю И Солима пуст предел. Внемли! се крик и вопль из бездны возникает, Се слабо до ушей доходит он моих, Се тише от часу, все тише, — исчезает, И вот уже совсем затих. Погибли навсегда хулители Господни, Землей поглощены, низверглись в преисподни. Пропал их след, И слуху нет. Но ах! возмогут ли мои плачевны струны Те живо описать и молньи и перуны, Какие праведный определил Судья В казнь вечную злодеям. Увы! уж вижу я: Грядет, грядет свирепо мщенье, Вкруг в бурю, в мрак облечено. Повергнуло скалы трясенье; Понт, небо в кровь превращено. Мир дрогнет, веет знамя гнева. Восстань, хлябь вод, восстань! Глас рек: и из твоих бездн чрева Потопом с неба шумным грянь И погреби в волнах вселенну, Нечестьем, злобой оскверненну. Пусть знает свет мой правый суд, Из сна грехов себя возбудит. Восстань! — да воды не придут В свой паки одр почить покойно; Но да стремятся всюды грозно, Поколь заклепов не прорвут, Сквозь гор камнистых не пройдут И сушей Океан не будет. Се гласу Господня Вмиг преисподня И звездна хлябь вод На землю течет. Море волнами, Небо дождями Шумит и ревет, Мир топит и жрет. Бог прав — и суд Его есть правда, И праха сын всегда зреть слаб ее лучи. Ненависть с завистью покрыла ярых волн громада; Там сластолюбие, там роскошь, мрак пьючи, С развратом, с леностью погрязли бездн в стремленьи, И тщетно о своем мнят смертные спасеньи. Скал прорван свод, Встал к небу понт, Нет больше в споре С брегами волн, На море море Кидает челн По всей вселенной Опустошенной. Но гласы, пламенея, Возвыстеся певцов, Воскликни хор живее Спокойных пастухов, Чтоб огненные стрелы Струн их и песней вдруг Пронзали онемелы Цареву грудь и дух, И он бы, правды сам став зритель, Познал, что грех — его мучитель. Меж тем как пел Давид так песнь, восторга полн, И сильный арфы глас чертожны двигал стены, Саул, в отчаяньи пуская дикий стон, Зубами скрежетал, терзал власы смятенны И рдел в жару, как угль, и мерз в хладу, как лед; По бледному лицу катился градом пот, И с пеною из уст клубилася желчь черна. В неистовстве его схватив рука кинжал Взнесла на грудь свою, но, быв остановленна От сущих близь его, — вдруг острый сей металл Повергла на Давида. Давид отсторонился, И действующий зря Страх Божий на царя, И что спасен был сам, — восторгом оживился, И стал приятно с струн, как ветерок, дышать, По малу дух царя к спокойству приучать; Но, тщетным зря и то, что скорбь хотя телесну И рану облегчить возможно нам известну; Но слабы все бальзамы суть Целить и утолять душевную в нас грусть, Сердечны скрыты раны, Терзающие тайны, — Приди ж, раскаянье, он рек, скорей с небес, О ты, что тусклый взор возводишь к милосердью твердью, Приди, к святыне вождь, в лице печали, слез, И милость приведи Творца со умиленьем, Чтоб сердце царское пред ним с благоговеньем Соделалось тобой способным к чувству благ И от него б ушли уныние и страх! Раскаянье приходит: Внемли его, монарх; Оно покой приводит И сладость во слезах; Печаль им радостью бывает, Коль все желанье обитает И мысль твоя на небесах: Оно к блаженству первый шаг. И се раскаянье прогнало уже ярость. Царь смотрит на кинжал, являя трепет, жалость, И тихий на певцов кидает с вздохом взгляд. Зеницы, пламенно вращаясь, не горят, В которых перед сим отчаянность грозила, Небесная печаль грусть ада заступила. О! как милость есть любезна, Всех она славней доброт! Плачет царь — и струйка слезна По ланите его льет. Ее Ангел принимает Не пустя упасть во тму; Милосердью посвящает, Жертв приятней всех ему. Еще, еще, — но ах! болезнь приходит снова, Биенье сердца, грусть видна в очах царя сурова. Возвысьте, пастыри, ваш выспреннее глас, Покудова недуг в нем в корне не погас, Поколь обильный ток с очей не устремился И мук с души его ярем не низложился. Всемогущий! приими Вздох раскаянья царева, Искушения изми И надежду среди гнева Брось ему твоим лучом, Чтоб он, сердца сокрушенье Слез излив тебе дождем, Зрел в тебе свое целенье. Спустись теперь в юдоль с холмов, парящий хор, И к пенью вышнему не напрягайтесь струны: Триумф явили свой гармонии перуны. Монарх их чувствует, его светлеет взор, Ланиты бледные румянятся зарею. Блажен! — уж от него бежит унынье прочь; Не мучится уже он совестью своею. Раскаянной душе спешит сам Бог помочь, И черна скорбь к нему уж вспять не возвратится. Песнь ваша, пастыри, ему да усладится, И арфы тихие приятный сердцу звук Надеждою небес его да тешат дух, Забавы сельские, невинность и свобода, Да обольстит его ваш пением предел, Чтоб гордость позабыл, чтоб нравилась свобода И он богатству бы спокойство предпочел. Поля, леса, пустыни дики, Сквозь дебрь журчащие ручьи, Пастушьи громки слышьте клики, Поющи светлы дни свои. Меж скал от резвых стад брыканья Хохочет эхо вкруг его, И он, священна полн вниманья, То зрит, другой не зрит чего. Под тихие вечерни сени Идет к нему покой с небес, Любовь, невинность в восхищеньи В цветах сидят с ним меж древес. Вокруг чела его довольна Звезд зрится блеск, льет с ризы свет; Вся жизнь его покрова пальм достойна, Шалаш его покой дает. Да ввек, о Ангел! ощущает Твою беседу грудь моя; Спесь, зависть при дворах блистает; Пастушья хижина твоя. Тише, о песни! теперь вы звучите, Скорбному духу дремоту внушите; Лей на него свой аромат, сон, вкруг; Сладко спокойство, лелей его дух. Слетайте на него, о воины небесны, Стрегущи Божий град, — и манием своим его Владеющие сном, чем вы, мечты прелестны, Грядуща время вид являете того, Где приготовлена душам благим награда, А злобы Извергам грозящи страхи ада, Слетите и, его восхитя дух с собой, Представя перед ним небесный сад златой, звездной, Где о бессмертьи лишь звучит бессмертный хор; Где, кроме радости, ничто не существует, И новой вечностью жизнь вечна торжествует. Арф своих тоном, Божественным звоном, Стрясите с него Скорбь люту его; Плач будет в радость, Стон его в сладость. И се уже его гармония живит; Потоком сладких слез кропит отрадный вид, Бежит уныние, проходит беспокойство. Согласье новое, яви свое устройство, Греми струн новый гром, Созвучно с голосами, Подвигни небесами, Клич радость в царский дом. Какая сильна мощь томит души волненье? Какая возбуждать в ней может бурну страсть? Твое, Гармония, волшебное веленье И над природой всей твоя чудесна власть. Ты, дщерь небес, Вселенной зримой сей с тех пор известна стала, Как с трона вечного Премудрость глас снислала, Который мир вознес. Явилась ты, — и твердь усеялась звездами, По звуку твоему потек сей красный, светлый строй! Полк ангельск, поразясь согласием его, красой, — Велик, воспел, велик Творец наш чудесами! И в изумлении с тех пор с высот глядит На сей лучистый сонм, в его заряся токе. И совокупно с ним гласит Песнь первую звезды, возникшей на востоке, Котору сферы все и вблизь и вдаль твердят Едиными усты: Осанна! свят, свят, свят!

1

Фортепиано. (Здесь и далее подстрочные примечания принадлежат Г. Р. Державину.)

ИДОЛОПОКЛОНСТВО

Аз есмь Господь Бог твой, да не будут тебе бози ини... Творцу я поклоняюсь мира, В лице Его служу царю. Нигде, ни в ком себе кумира И не творил и не творю. Почто ж мне идолы бесчестны, Шумихой, мишурой прелестны, Вкруг ползать ваших алтарей? Почто, — коль в хижине безвестной Доволен под рукой небесной Я долею моей? Богатств, чинов стяжатель, власти, Льстец, ищущий могущим быть, Пусть лучшей достигает части, — Стоит в воде и — хочет пить; Но пастырь добрый, верный стаду, Не перелазит чрез ограду, За посохом нейдет без зва И пастырства не вымоляет; А взяв овец, их соблюдает От расхищенья льва; Кладет за них в час лютый душу, Не бегав, как наемник, прочь; Не знав, что Тот, Кто море, сушу И небо создал, день и ночь Так дланью бдит над ним своею, Как предначертанной стезею Катит и мира колесо: То полн сих чувств и не крушится, А под каким зубцом случится, — Смиренно сносит все, И чтет терпенье в добродетель, Что смертным нужно всем оно; Что чрез него лишь нас Содетель Вчиняет звезд своих в звено; Что персть Его за правду царства Возносит, — низит за коварства До предназначенна конца; Царям вельмож здесь в возвышенье, А там дает во униженье Их власти и венца. Так Вышний таинства сердечны И мысль всех видит с горних мест, Мрак ада проницает вечный И солнечных пучины гнезд. В Его — снежинка в море пенном, И искра в пламени возжженном, И черна мравья путь во тьме, И в небе след орла паряща, И туча стрел, с луков летяща, Различены уме. Различены, — но нет изъятья; Мир в общей колее течет; Хоть в том звене, хоть в том участье Несчастьем тот, сей счастьем чтет. К чему ж гордыней надыматься, Когда случиться возвышаться? Мы можем завтра вниз упасть. Но ползть почто и бедств в юдоле? Учиться лучше в низкой доле: Тщетна кумиров власть. Ах, нет! — кумиры сильны в мире, Издревле им поклонник свет: Здесь роскошь усыпляет в пире, Там красота яд в сердце льет; Здесь злато ослепляет блеском, Там слава оглушает треском. Все, все сочли за бога мы! Бесчисленны суть наши страсти, Крамольники мы вышней власти. О Росс! беги сей тьмы. 27 июня 1810

ТОСКА ДУШИ

Что так смущаешься, волнуешь, Бессмертная душа моя? Отколе пламенны желанья? Отколь тоска и грусть твоя? Се холмы синие мерцаньем, Луг запахом спокойство льют; Но, ах! ничто не утоляет Унынья томна твоего! Иль дел, иль подвигов вновь жаждешь, Чтоб имя прозвучать свое? Восстань, опрепояшься, действуй! Обширно поприще твое! Иль жжет алчба ничтожна злата? Прости! — не ведал я того, Бессмертная, сему кумиру Чтоб била ты когда челом. Ужели это тот избранный, Снедаешься, крушишься кем, Чем нощью спящие в сне грезят И грезят спящие чем днем? Нет, слабо праха воспаленье Наполнить пустоту твою. — Но что ж? — скажи скорей мне средство, Внутри чем жажду утолить? Так вскликнув я, — повергся долу, Заглохнул стон болотна дна, Замолкло леса бушеванье, Затихла тише тишина. Лежал простерт я, чуть дыхая, В цветах на берегу ручья, Над коим месяц серпозлатый Блистал, бледнел, темнел, — исчез. Ночная тма темнее стала; Вкруг в гибком камыше, в кустах Чуть слышимо погод шептанье В меня вливало некий страх. Во слух мой доходили звуки Так нежны, сладки, как свирель. Отколь они ко мне неслися? Но в сердце так вещали мне: «Не драгоценностей алканье, Не слава, не хвала людей И не предмет, тобой избранный, Волнуют во груди твоей; Но Тот... Прочь от очей повязка! Запона и от уха прочь! Воззри, о робкий! маловерный! Вокруг себя и в небеса. Не зришь ли чернордяный пламень, Зеленых сумрак средь лесов? Не обоняешь ли цветущих Ты благовоние цветов? Не внял ли крастелина треска, И радостна в траве, во мху И в воздухе жужжанья, шума Больших и малых жизней толп? О мрачный и оглохлый смертный! Не образованны ль рукой Они одной, из той же глины, Из коей и состав весь твой? Не облачен ли плащаницей Непроницаемой ты вкруг? Сотри скорей плену от взора И с слуха перепонку сбрось. Тот, сердцем кто не познаваем Твоим, но пламенно иском, Вблизи тебя неподалеку И может быть легко найден, Его душой кто прямо ищет. Он носится вокруг тебя В зарях и ранних и вечерних И на морях и на земли. Так, Им ты, Им щедротодарным, Вся вспламененна Им одним; По нем твоя тоска, томленье, Зовешь Его, грустишь ты Им; Твой к току своему дух рвется, Страданья небрежа земны И наслажденья презирая, Свое блаженство в Нем лишь чтит. Он жажд твоих всех утоленье, Он чуден именем своим, Любовь и свет — Его есть сущность; Его когда всегда есть с Ним, Его где — здесь и повсеместно; Его подобие есть ты, Его отсвет в тебе блистает: Гордись мой брат, величьем сим». Так рек, — завеса и повязка С меня ниспали, Я прозрел И видел вкруг себя сиянье: Трепещущи, чуть с места сшел, И в ужасе не смел быть дерзким Еще раз на него взглянуть; Но только глас его я слышал, В вечернем веющ ветерке. Склоня колена, вслед молился Ему и радостен я был, Пылал восторгом несказанным, Дрожал, не познавал себя; Вся млела кровь. Опомнясь, вскликнул: Нашел, о Чудный, я Тебя! Нашел, не выпущу из сердца! — Благослови меня с высот! 27 июня 1810

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Орудье благости и сил, Господня дщерь, Его подобье, В которой мудро совместил Он твердость, кротость, ум, незлобье И к благу общему любовь, О доблесть смертных! Добродетель! О соль земли! — хоть сонм духов, Разврату нравственну радетель, И смеет звать тебя мечтой; Но Бог, я мню, ты воплощенный. Так, — ты наместница Творца, Его зиждительница воли В Его селеньях без конца, И в сей борения юдоли Добра и зла ты вождь един, К высокой той чреде ведущий, К которой избран Света сын. О Ангел, в человеке сущий! О человек, лицом, душой На небеса взирать рожденный! Ты, доблесть, — мужества пример, Ты — целомудрия зерцало, Незыблема подпора вер, Несокрушимо стран забрало. Ты в узах, в бедствах присный друг, Клеврет в трудах, товарищ в бденьи, Вождям и пастырям ты дух Даешь, их паств и царств в храненьи, Плод ратаям, талантам блеск, Венец — всех нужд превозможеньям. Ты, Добродетель, образец Благодеяньев всех возможных, Гармония благих сердец, Источник сладостей неложных. Ты, — если царствуешь с царем, — С судом он милость сочетает, Зло облистав своим лицом; От сильных слабых защищает; Покров наук и муз ты плеск, Мать сирых, врач изнеможеньям. Кто раз узрел твои черты, Твоей пленился красотою, Вкусил священных уст соты И весь слился с тобой душою, Тому других красот уж нет: Прах — без тебя ему богатство, Корона — в терниях цветет; Но где узрить тебя, — препятство И смерть ему уже ничто; — Летит тобою насладиться. Тогда ему и злой тиран И все его прещенья, муки, — Как будто знак к победе дан; Все ужасы — торжеств как звуки Манят на лобно место течь: На пир, на брак как бы с невестой, С улыбкою идет под меч. Так Михаил шел в гроб отверзтой [2] , Чтя ханску ярость ни во что, Чтоб идолам не поклониться. Тогда, — как страстны мы тобой, Каких свойств милосердья чужды? Смягчаемся сирот слезой, Не сносим хладно нищих нужды, Воспитывать детей рачим, Болезнь и старость облегчаем, Цвет целомудрия храним, Ум слепо верою пленяем. Скорей царь бедность посетит, Любя тебя, чем дом богатый. Тогда в судилищах и суд Дают бояры беспристрастно, Отечество, царя блюдут И правду говорить бесстрашно. Тогда, о сладостный восторг! Царицы — верных жен примеры: Вершит свой Евпраксия рок! [3] Лилеей став царевна веры, Сама дев сонму председит [4] И в души льет их нравы святы! Но льзя ль исчислить лепоты Твои, о доблесть всеблаженна! Ты все вчиняешь в красоты, Что тронет длань твоя священна: Как соль творит вкусней все яства; Тобой геройством — храбрость чтут, Щедротою — урон богатства, Прощеньем ты караешь месть, Ты ненавидима, а любишь. И, Добродетель, посему Добротой Богу ты подобна, Что, доброхотствуя всему, Ты благородством превосходна: Твой правда труд, твой польза плод; Ты не себе, но всем радеешь, Ко всем добра ты — для доброт, Просить награды — не умеешь; Всему предпочитаешь — честь И о делах своих не трубишь. Величия и славы цвет Небес, о беспорочна Дева! Тобой стоит сей только свет Среди страстей кипящих рева. Коль не было б в нем чад твоих, Орлов, сквозь бурь лететь рожденных, И голубиц, от чресл святых Твоих на свет произведенных, Чтоб зло кротить и побеждать, — Мир пал давно бы в преисподню. Цвети ж сильней эдемский крин, Средь дебрь терновых здешня мира, Да благовонием твоим Моя всех услаждает лира. Или во мне твоих доброт Лицом благоволи явиться: Тогда и солнце от красот Не усумнюся отвратиться, Твою чтоб только пальму взять И к лону принести Господню. 12 июля 1810

2

Великий князь Михаил не поклонился идолам Батыя и пострадал.

3

Евпраксия, великая княгиня рязанская, чтоб не достаться в руки влюбленного в нее Батыя, бросилась с башни.

4

Дочь Ярослава.

ИСТИНА

Источник всех начал, зерно Понятий, мыслей, чувств высоких. Среда и корень тайн глубоких, Отколь и кем все создано, Числ содержательница счета, Сосференного в твердь сию, О Истина! о голос Света! Тебя, бессмертная, пою. Тебя, — когда и червь, заняв Лучи от солнца в тьме блистает; Ко свету очи обращает, Без слов младенец лепетав, То я ль души моей пареньем Не вознесуся в Твой чертог? Я ль не воскликну с дерзновеньем: Есть вечна Истина, — есть Бог! Есть Бог! — я чувствую Его Как в существе моем духовном, Так в чудном мире сем огромном, Быть не возмогшем без Него. Есть Бог! я сердцем осязаю Его присутствие во мне: Он в Истине, я уверяю, Он совесть — внутрь, Он правда — вне. Так, Истина, слиясь из трех Существ, единства скрыта лоном Средь тел и душ и в духе оном, Кто создал все, кто держит всех. Ее подобье в солнце зрится: Лицом, и светом, и теплом Живя всю тварь, оно не тмится, Ключ жизней всех, их образ в нем. Сильнее Истина всех сил, Рожденна ею добродетель. Чрез дух свой зреть ее Содетель В безмерности чудес открыл; Ее никто не обнимает, Окроме Бога самого, Полк тщетно Ангелов взлетает Прозреть кивот судеб Его. О Истина! трилучный свет Сый, — бывый, сущий и грядущий! Прости, что прах, едва ползущий, Смел о Тебе вещать свой бред; Но Ты, — коль солнцев всех лампада, Миров начало и конец, От корней звезд до корней ада Объемлешь все, — всего Творец! Творец всего, — и влил мне дух Ты в воле мудрой и в желаньях, И неба и земли в познаньях Парящий совершенства в круг; Так можно ль быть мне в том виновным, Что в выспренность Твою лечу? Блаженством я Твоим верховным, Тобой насытиться хочу. Тобой! — Ты перло дум моих, Отца наследье, сота слаще. Ах! скрытный, далей чем, тем вящще Я алчу зреть красот Твоих, Младенцам лишь одним не тайных. Внемли ж! — и миг хоть удостой Мелькнуть сквозь туч Тебя вкруг зарьных, И отени мне облик Твой. Нет, буйство! — как дерзну взирать На Бога, облеченный в бренья? Томиться здесь, там наслажденья Ждать — смертных участь — и вздыхать. О, так! — и то уже высоко Непостижимого любить, Небесной Истиною око Уметь земное пламенить! Слиянный в узел блеск денниц, Божественная лучезарность, Пространств совокупленна дальность, Всех единица единиц! О правость воль неколебимых! О мера, вес, число всего! О красота красот всезримых! О сердце сердца моего! Дум правило, умов закон, Светило всех народов, веков! Что б было с родом человеков, Когда б Тебя не ведал он? Когда бы совести не знали Всех неумытного Судьи, Давно б зверями люди стали. Законы святы мне Твои. Пускай предерзкий мрака сын Кощунствует в своей гордыне, Что правда — слабость в властелине, Что руль правлений — ум один, Что златом тверды царства, грады; Но ах! сих правил тщетен блеск: Имперьи рушатся без правды... Се внемлем мы престолов треск! О Истина, душевна жизнь! Престол в сердцах небесна царства! Когда дух лжи, неправд, коварства, Не вняв рассудка укоризн, К добру препятств мне вержет камень, Ты гласом божеским Твоим Взжигай в душе моей Твой пламень И будь светильником моим. Ты жезл мой будь и вождь всегда, Да токмо за Тобой стремлюся, Твоим сияньем предвожуся, Не совращаясь никогда С путей, Тобой мне освещенных; Любя Тебя, да всех люблю; Но от советов, мне внушенных Тобой, нигде не отступлю. Да буду провозвестник, друг, Поборник Твой, везде щит правды; Все мира прелести, награды Да не истлят во мне Твой дух; Да оправдаю я невинность; Да соблюду присягу, честь; Да зла не скрою ков, бесчинность, И обличу пред всеми лесть. Да буду соподвижник тверд Всех добродетелей с Тобою, Ходя заповедей стезею, По правосудью милосерд; Да сущих посещу в темницах, Пить жаждущим, есть гладным дам, Бальзам страдающим в больницах И отче лоно сиротам. Да отвращу мой взор от тех, Кто Твоего не любит света, Корысть и самолюбье мета Единая чья действий всех, Да от безверных удалюся, Нейду с лукавыми в совет И в сонм льстецов, — а прилеплюся К друзьям Твоим, Твой чтущим свет. И Ты, о Истина! мой Бог! Моей и веры упованье! За все мое Тебя желанье, За мой к Тебе в любви восторг, Когда сей плоти совлекуся, Хоть был бы чист, как блеск огня, Но как к тебе на суд явлюся, Не отвратися от меня. 21 июля 1810