Шрифт:
А Савелка Боев, суетясь в толпе и поддергивая рваные штаны, орал весело:
— Теперь, братцы, и в лесу не заблудишься! Куда ни зашел, а флаг-то, вон он, отовсюду виден…
— Как огонек!
Сняв солдатскую папаху, Тимофей Зорин широко перекрестился:
— Дожили, слава богу, до слободы. Ни царя, ни Керенского. Отвоевались.
Мужики загалдели, перебивая друг дружку:
— Без власти тоже нельзя.
— Передеремся все!
— А Советская власть, а Ленин на что? Теперь все законы Ленин пишет…
— Умные люди сказывали мне, правительство нонешнее все как есть из каторжников. И Ленин тоже…
— Это нам ни к чему. Их на каторгу-то царь за политику гонял.
Безногий Степка Лихачев перекричал всех:
— Землю, братцы, делить надо!
Но старик Негожев пригрозил мужикам клюшкой:
— Глядите, ребята, не обмануться бы!
— Чего глядеть-то, раз Советская власть приказывает. Сам Ленин закон этот подписал…
— За чужую-то землю и под суд попадешь…
— Теперь она, матушка, вся наша!
Флаг ярко плеснулся в сером зимнем небе, согнул упругую жердь и захлопал на свободном ветру алым полотнищем, струясь белыми буквами: «Вся власть Советам!».
Солдат не спеша спустился с березы, расправил усы на посиневшем лице окоченевшими руками и сказал негромко мужикам:
— С праздником, товарищи! Сами теперя хозяева.
С того дня и началась в Курьевке трудная и радостная новая жизнь.
НА РОДИМОЙ СТОРОНКЕ
В тот год жаркое стояло лето: дождя не было с весны. Окаменела и растрескалась земля, хлеб выгорел, пожухли в пересохлых болотах травы. Осатаневшие слепни с утра выгоняли из лесу голодную скотину, и она, заломив хвосты, с ревом бежала во дворы. От зноя и горького дыма лесных пожарищ нечем было дышать.
Где-то стороной шли страшные сухие грозы — душными ночами вполнеба полыхали кругом Курьевки зарницы, днем глухо и яростно, как собака над костью, урчал за лесом гром, а дождя все не было.
— И как дальше, братцы, жить будем, а? — приступал в который уж раз в злом отчаянии к мужикам суматошный Степка Лихачев. — Без хлеба ведь осталися! А сена где возьмем на зиму? Чем скотину кормить станем?
Сидя на бревнах у околицы, мужики только вздыхали, угрюмо поглядывая вдоль деревни. Праздник престольный, успеньев день, а тихо, пусто на улице: ни одного пьяного не видно, ни драк, ни песен не слыхать. Да и откуда им взяться, пьяным-то? Пива ныне варить не из чего, да и гулять некому. Много ли мужиков-то осталось в деревне! А ребят? Одни недоростки. На что уж девки, до гулянья всегда охочие, и те жмутся сегодня на крылечке у тетки Анисьи, все равно что куры в дождь.
— Что, говорю, делать-то, мужики, будем? — не унимался, домогаясь ответа, Лихачев. Усевшись повыше, выставил деревянную ногу, как пулемет, на Назара Гущина и оглядел всех вытаращенными глазами. — Пропадем ведь! Войне-то вон конца не видно…
— Семой год воюем! — поднял опухшее бородатое лицо Назар. — До того уж довоевались, последние портки сваливаются.
Усмехаясь чему-то, Кузьма Бесов напомнил осторожно:
— Был-таки передых при новой власти. Все как есть немцу правители наши уступили, а передых сделали. Дали солдатам маленько погреться около своих баб…
— А долго ли они при новой власти около баб-то грелись? — покосился на него ястребиным глазом Назар. — Тимоха Зорин и полгода не прожил дома — взяли. Того же месяцу Ивана Солдаткина, царство ему небесное, забрили. Потом Кузина Ефимку с Григорием Зориным возил я сам на станцию. Иван Синицын — тот, верно, раньше ушел. Дак он же добровольцем, сам напросился. Тоже и Савелка Боев. Кабы не поторопились тогда оба, может, и сейчас жили бы, а то давно уж ни от которого писем нет. Убиты, не иначе. Синицын, по слухам, последнее-то время под Варшавой был…
— Турнули его оттудова! — хохотнул в бороду Кузьма.
— Боев Савелка, жив если, Врангеля-барона воюет не то на Капказе, не то в Крыму…
— Нескоро возьмешь его, Врангеля-то! — качнул острым носом Кузьма. — Люди умные сказывали мне, в Крым этот войску сухопутьем не пройти никак, а морем плыть — кораблей нету. По Ленина приказу утоплены все…
Обращая то к одному, то к другому испуганное большеносое личико, Егорша Кузин ахал:
— И что кругом деется-то, мужики! По всей Россее война, того гляди, и до нас докатится!