Шрифт:
— Никого здесь нет, — ответил Костя, щурясь от яркого света фонаря. — Только больная мама.
— А чем она больна?
Низенький пухлый человек взял Костю за руку и устремил на него пронзительные глазки.
— Не знаю. Говорят, тиф, — пробормотал Костя.
Толстяк что-то быстро сказал солдатам. Те поспешно отошли от кровати.
— А здесь что? — и толстяк ударом ноги открыл дверь чуланчика.
Костя замер. «Сейчас найдут знамя, и конец».
— Ничего нет, — сказал толстяк, выходя из чулана. Мимоходом он взял со стола будильник, повертел его в руках и сунул в карман.
— Пошли! — махнул он рукой.
Хата опустела.
Костя в оцепенении стоял посередине комнаты. В его памяти снова, как наяву, проходило все пережитое.
Начинало светать. Костя так и не прилег в эту ночь; он мучительно думал об одном: куда бы получше спрятать знамя. Ведь он же дал клятву герою-командиру. А вдруг знамя найдут? Что он скажет нашим, когда они вернутся? Хотел посоветоваться с матерью, но вспомнил строгий наказ командира: никому ни слова!
Вынув сверток из-под ящика, Костя бережно развернул его. Солнце пробивалось сквозь щели чулана. Словно огонь вспыхнул — так ярко сияло знамя, знамя, доверенное ему, пионеру Косте.
За окном послышалась чужая, незнакомая речь: фашисты! Костя заметался по чулану в поисках укромного уголка. Наконец, спрятал знамя за доски обшивки. Голоса смолкли. Костя выглянул на улицу. Гитлеровцы вошли в хату Охрименко. Минут через десять они появились, нагруженные узлами. Один из них — тот самый, долговязый, что ночью стрелял в хате, — на вытянутых руках нес большой пузатый самовар, медленно вышагивая длинными ногами, чтобы не споткнуться и не упасть. У второго в руках — гусь со свернутой шеей, на третьем поверх мундира — новое пальто Охрименко, купленное им зимой ко дню рождения.
Костя с ненавистью смотрел им вслед.
А в ушах неотступно звучал наказ командира: «Спрячь… сбереги знамя!»
Ночной гость
Вечером Костя решил попытаться спрятать знамя где-нибудь в лесу. Он старательно свернул его и уложил в заплечный холщовый мешок.
Для отвода глаз взял кнут и кошелку. «Если станут спрашивать, скажу, что ищу корову», — думал он.
Сначала все шло хорошо. Ему удалось незаметно выйти из огорода и сквозь кустарники пробраться к оврагу. Этот широкий и глубокий овраг тянулся до самого леса. Не раз Костя с товарищами играл в нем, подражая смелым разведчикам, выслеживал воображаемых врагов. Здесь ему были знакомы каждый куст, каждая тропинка. Но едва он вылез из оврага на опушку леса, как вдруг раздался грозный окрик:
— Хальт!
Дорогу Косте преградил огромный рыжий солдат с автоматом.
— Дяденька, пустите. Я корову ищу. Где-то в лесу потерялась.
Солдат заулыбался.
— Корофф! Зер гут! Млеко. Шпиг. И, айн минутен, пиф-паф, — он выстрелил в воздух и оглушительно захохотал. А затем стал подталкивать Костю автоматом, повторяя:
— Шнелль, малшик, шнелль! Млеко. Шпиг. Пиф-паф!
Костя понял, что гитлеровец хочет вместе с ним искать несуществующую корову, в надежде поживиться молоком и мясом. «Как же теперь быть? — размышлял Костя, идя по лесу. — А что, если он вздумает обыскать меня? Надо бежать!» Шаг за шагом они углублялись в низину, поросшую густым, непроходимым кустарником. И тут Костя сообразил, что ему делать. С криком «Вот она! Вот она!» он ринулся в глубину чащи. Солдат бросился было за ним, но запнулся и растянулся во весь свой огромный рост, уткнувшись лицом в зеленую, заплесневелую болотную тину. Пока он, отплевываясь и чертыхаясь, выбирался из кустов, Костя уже был далеко.
В бессильной ярости фашист начал палить из автомата в том направлении, куда убежал Костя, но, конечно, бесполезно. А Костя кружным путем вернулся домой, огорченный неудачей. Снова пришлось прятать знамя в чулане. А это, он понимал, убежище ненадежное.
Ночью, после пережитых волнений, Костя крепко заснул в своей каморке. Ему снилось, что он идет по густому лесу неизвестно зачем, но по очень важному делу. А впереди верхом на пестрой корове едет рыжий солдат с автоматом и все время покрикивает, оборачивая к нему свою заплывшую рожу:
— Шнелль, швайн малшик! Шнелль!
На шее у коровы привязан колокольчик. Как только она споткнется или наклонится, раздается тонкий, дребезжащий звон.
Костя проснулся. Он явственно услышал тихий звонок. «Ведь это же звонят. Ко мне», — подумал он. Накинул пиджак и вышел из хаты. По ту сторону сада кто-то негромко кашлянул. Костя приоткрыл калитку и выглянул на улицу. В небе тускло светила луна. Возле хаты, плотно прижавшись к изгороди, кто-то стоял. Приглядевшись, мальчик ахнул от удивления: «Да ведь это же наш учитель географии!»
— Здравствуйте, Назар Степанович! — радостно проговорил Костя и сделал шаг к нему.
Но тот, будто не узнавая Костю, остановил его легким движением руки и негромко спросил, не отходя от изгороди:
— Скажите, не у вас ли остановились богомольцы?
— Какие бого… — начал было Костя, но тут же осекся. Он вспомнил наказ Остапа Охрименко и после минутной паузы ответил:
— Были, да недавно в лавру ушли.
— Я их подожду.
— Пожалуйста, проходите.
Назар Степанович молча последовал за Костей. Это был высокий старик в зеленой шляпе и сером плаще.