Решение Марии Александровны об отъезде поддерживалось ещё и тем, что осенью 1904 года в Рябково построили новую большую школу, а старая церковно-приходская и рябковская народная в имении были закрыты. И впервые за последние 15 лет Мария Александровна оказалась безработной. Ей предлагали служить в сельской школе, но это было довольно далеко, ежедневный путь в несколько вёрст ей был труден, и она отказалась.

Вынужденное безделье, а также и полная материальная зависимость от мужа угнетали её, и потому она, решившись на отъезд из Рябково, хотела воспользоваться одним предложением, сделанным ей ещё несколько лет назад.

Летом 1900 года, будучи на съезде народных учителей в Москве, куда она была делегирована Кинешемским земством как одна из лучших учительниц уезда, Мария Александровна встретила одну из своих подруг по Смольному институту. Это была её тёзка, тоже Мария Александровна Новосильцева, в девичестве Демидова.

Встретившись, подруги отправились в шикарный номер одной из лучших московских гостиниц, который снимала Новосильцева, и там разговорились. Новосильцева рассказала, что после окончания Смольного она вышла замуж за соседа, помещика Новосильцева, который, прожив с нею около одиннадцати лет, умер. С тех пор она живёт одна, и так как детей у неё нет, а она, кроме своего значительного приданого, получила ещё большое наследство после смерти мужа, то решила заняться благотворительностью и вот уже несколько лет содержит два детских сада в Темникове, возле которого находятся её имения. У неё появилась мечта открыть женскую гимназию в этом городке. Здание для этой гимназии скоро начнут строить, а теперь она добилась разрешения на открытие в Темникове женской прогимназии с надеждой, что по окончании строительства получит разрешение и на гимназию.

Узнав, что Мария Александровна вот уже более десяти лет работает учительницей и делегирована на съезд как лучшая, Новосильцева предложила ей пост начальницы будущей гимназии. Очень соблазнительно было это предложение, но Мария Александровна, поколебавшись, всё-таки ответила отказом. Жалко стало оставлять родное Рябково, где прожито так много, где были могилки её детей и где каждый кустик, каждое деревце будили множество воспоминаний. Да и не хотелось окончательно разрушать семью: она знала, что Болеслав Павлович из Рябково не поедет никуда.

После последней ссоры с мужем она написала письмо Новосильцевой о своём согласии, рассказала, что оставляет мужа и приедет одна. Сообщала также, что в случае занятости места начальницы согласна служить преподавательницей русского языка.

Через две недели Мария Александровна получила телеграфный перевод на 200 рублей и короткую телеграмму: «Место начальницы свободно высылаю деньги дорогу квартира приготовлена жду целую Мери». Так, в отличие от Машеньки Шиповой, звали в институте её подругу Машу Демидову.

Со сборами Мария Александровна не очень спешила, может быть, в душе надеялась на то, что муж её остановит. Он же, в свою очередь, привыкнув, что после ссор пути к примирению всегда искала Мария Александровна, думал, что жена только пугает его и что она одумается и останется дома.

Тяжело было Марии Александровне в 50 лет уезжать из родного дома, очень тяжело. Как-то страшно думать о предстоящем одиночестве и оставлять мужа, с которым как бы ни плохо, а прожито почти тридцать лет. Но решение было принято, и она не хотела показать своё малодушие.

Однажды вечером в конце марта 1905 года, когда Болеслав Павлович был дома и сидел в своём кабинете, просматривая только что полученные газеты, дверь кабинета отворилась, вошла Мария Александровна и плотно притворила её за собой.

Супруги проговорили до глубокой ночи, о чём шёл их разговор, неизвестно: ни он, ни она никому и никогда не передавали его содержания, но, видимо, разговор был неприятен обоим, потому что Мария Александровна вышла заплаканной и, ничего не сказав ожидавшей её в столовой Даше, прошла в спальню.

На следующий день утром во двор въехала почтовая тройка, в большие сани погрузили чемоданы, корзинки, разные баулы и баульчики, узлы и узелки и кое-как втиснулись между всем этим имуществом две закутанные в платки и одетые в шубы женщины.

Мария Александровна Пигута и её верная Даша покидали Рябково. Проводить хозяйку вышли и няня Наталья, пока ещё жившая в доме, и кухарка, и кучер Василий, не было только Болеслава Павловича, хотя занавеска в его кабинете подозрительно шевелилась.

Усевшись, женщины перекрестились, ямщик махнул кнутом, сани раскатились в ухабе у ворот и, подняв столбик искрящейся на восходящем солнце снежной пыли, через несколько минут исчезли из глаз.

Так, последняя из рода Шиповых покинула своё родовое поместье, чтобы больше никогда в него не возвращаться.

Как мы видели, вместе с Марией Александровной уехала и Даша. Привязавшись к Марии Александровне, к её детям, Даша не могла себе представить жизни без них. В свою очередь, и Мария Александровна не представляла себе, как на новом месте обойдётся без Даши. Даша любила обоих супругов, и вполне возможно, что, если бы уезжал Болеслав Павлович и позвал её с собой, она так же, как сейчас с Марией Александровной, уехала бы с ним. Но он оставался, уезжала Маша, она сейчас больше нуждалась в помощи и поддержке, и потому Даша ехала с ней.