— Не забывай, что я уже «вышел на покой», а Кадор — хорошее место, чтобы жить спокойно. Когда молод, хочется большей свободы. Это придает жизни большую цену.

— А как ты жил?

— Немногие люди моего положения могут похвастаться пребыванием в английской тюрьме. — В глазах отца появилось мечтательное выражение, которое появлялось, когда он мысленно обращался к годам, проведенным в Австралии. — Вот что я тебе скажу, — продолжал он. — Однажды все мы поедем в Австралию. У меня там есть немного земли. Ты хочешь увидеть, где трудился твой отец в годы заключения?

— Мы все поедем? О, вот было бы здорово!

— Однажды это произойдет.

Мы ехали верхом, когда происходил наш разговор.

Мы повернули по береговому изгибу. Перед нами расстилался Кадор С такого расстояния можно было оценить все величие замка.

— Он великолепен, — сказала я.

— Я рад, что тебе нравится.

— Он выглядит таким огромным, таким неприступным, словно говорит: «Приди и покори меня, если можешь».

— Его неприступность и внушительность в рыцарские времена играли значительную роль в жизнях наших предков.

— Никому никогда не удавалось захватит его?

— Нет, но здесь происходили стычки. Даже сейчас видны следы тарана на воротах, но никому не удалось захватить его. Нечто большее, чем грубая сила, нужно было, чтобы ступить ногой в Кадор.

— Значит, он непреступен?

— Да, только хитростью можно попасть внутрь.

— Ты им гордишься, папа?

— Конечно, горжусь.

Когда мы возвращались обратно, он продолжал говорить о замке. Он рассказывал о том, как одна из башен была повреждена во время Гражданской войны, когда здесь прятался король. Кадорсоны твердо стояли за Эдуарда IV во время войны Алой и Белой розы и играли в ней большую роль.

— Большая часть истории Англии написана на стенах нашего дома, Аннора. Этим можно гордиться.

Мистер Хансон часто приезжал к нам на ужин.

Рольф не возвращался. За столом оживленно беседовали о волнениях, которые происходили в разных частях страны. Мы жили в глубинке, поэтому казались оторванными от страны, но, как говорил отец, происходящее в Лондоне обязательно коснется и нас.

Джекко и я сидели за одним столом с родителями с тех пор, как отказались от няни. Мама говорила, что она с ранних лет обедала вместе с родителями, и считала, что и нам полезно слушать беседы взрослых.

Я была уверена, что она права, и мы получаем от этого пользу.

Проведя некоторое время в столице, отец вернулся с новостями. Около года назад скончался король Георг IV. Он долгое время болел и под конец совсем ослаб. На него оказывал сильное влияние его брат, герцог Камберленд, который был довольно темной личностью и подозревался в попытке убийства юной принцессы Виктории, которая жила со своей могущественной матерью в Кенсингтон-паласе.

Придворные скандалы и интриги произвели на меня огромное впечатление. С тех пор меня стало интересовать происходящее в стране.

Как только умер король, Камберленда удалил от двора новый монарх, Вильгельм IV, который женился на принцессе Аделаиде, и в скором времени ожидалась их коронация.

— Возможно, мы поедем в Лондон на коронацию, — сказал отец.

— Там сейчас много проблем, я думаю, — сказал мистер Хансон.

— О да, — ответил отец. — Благодаря программе реформ, более того, везде среди трудящихся классов чувствуется брожение. Они намерены восстать и образуют союзы против работодателей. Родственник моей жены, Питер Лэнсдон, сейчас в центре этого движения.

— О, этот Питер Лэнсдон, — сказал адвокат. — Если он будет продолжать в том же духе, то скоро займет пост премьер-министра.

— Питер — очень честолюбивый человек, и, похоже, ему удается все, за что бы он ни взялся.

О Питере Лэнсдоне говорили много. Родственные связи нашей семьи были довольно сложны, потому что дедушка Дикон женился на бабушке Лотти, когда у него уже были два сына от первого брака. Брат моей матери по отцу, Дэвид, был отцом Амарилис, поэтому моя мать была с ней почти одного возраста, и их чаще воспринимали как сестер, нежели как тетю и племянницу. Это родство всегда приходилось объяснять людям.

Именно Амарилис вышла замуж за Питера Лэнсдона, и их дети, Питеркин и Елена, были для меня чем-то вроде кузенов.

Питер Лэнсдон, однако, слыл очень колоритной личностью. Он был чрезвычайно удачливым бизнесменом: экспортировал ром и бананы с Ямайки, где провел свое детство. Значительно преуспев в бизнесе, он заинтересовался политикой и, как следовало ожидать, скоро заставил о себе говорить.

Мать испытывала к нему неприязнь. Она никогда об этом не говорила, но я видела, что как только речь заходит о Нем, ее лицо меняется.