Шрифт:
– Не бойся, мама, мы просто обнимем тебя…
Она не поняла, кто из них троих произнес это: огоньки пламени дрожали и колыхались на всех свечках. У ног вертелась кошка, вместо мордочки у нее тоже была дыра…
Ольга взглянула на окно. Времени для размышлений не было. Она вскочила на подоконник, выбила ногой стекло и, как птица-подранок, полетела на присыпанную снегом землю – в тот самый миг, как громыхнул взрыв и полыхнуло в чреве дома.
Ольга поднялась, побежала к калитке. Но ноги не слушались. Она остановилась на полпути и оглянулась. За ее спиной уже бесновалось пламя, накрывая рыжими волнами все вокруг.
Она понимала, что смотрит на родной дом в последний раз. Но жалости не было. Лишь какая-то невероятная легкость и другое – совсем другое – дыхание.
И тут она заметила Таврика. Он выпрыгнул в окно, подбежал к ней, потом повернул назад. И снова к ней. Ольга молча смотрела на него, но не звала: он должен был выбрать сам. Его желтые глаза с отсветом пламени на черных зрачках напомнили ей лица-дыры со свечками – то, что память навсегда оставит ей как последнее воспоминание об ушедшей семье. Пес постоял секунду рядом с хозяйкой и метнулся к горящему дому. Миг – и он уже исчез в окне.
Ольга подняла голову к небу. Последнее, что она увидела, была их огромная старая береза, стремительно несущаяся ей в лицо.
Ольга закрыла глаза.
Ольга открыла глаза.
Медузий свет многоглазой лампы залил мозг. Нестерпимо хотелось пить. Назойливый писк откуда-то сбоку заставил ее повернуть голову: квадрат монитора, зеленая диаграмма на черном экране, трубки…
– Очнулась, – расплылась в улыбке реанимационная сестра и крикнула доктора.
– Я жива? – прошептала Ольга, но ответ ей был уже не нужен.
«Я жива». Такси остановилось возле знакомой калитки. Ольга расплатилась и вышла из машины.
Шла медленно, перебинтованной рукой опираясь на палку. Толкнула калитку, хотя смысла в этом не было: забор лежал на земле. Подойдя к выжженному скелету дома, Ольга постояла, посмотрела на черные сиротливые столбы веранды. Чувств не было. Все обожжено. И тело, и душа.
Ольга крепче сжала палку и уже хотела уйти, но вдруг повернулась к остаткам ввалившихся ступенек, придавленных обгорелой упавшей березой, наклонилась и подняла нижнюю обугленную доску.
Маленький значок с лыжником, не съеденный беспощадным огнем, блеснул на солнце. Ольга взяла его в ладонь. И почувствовала, что жива по-настоящему.
Артем Сидоров Птицы, которые не прилетают
15 марта, 2517 г.
Запись первая.
Поверить не могу, что взаправду занялся этой бредятиной! Серьезно, какого черта я должен вести дневник? Почему не Макс, или Эрни, или тот дерганый придурок из сектора гидропоники? Ставлю банку шоколадного концентрата, он на чем-то торчит! Вырастил себе какую-то инопланетную дурь и смолит ее на пару с…
Ай, да пошли они все.
Меня зовут Александр Харпус, мне пятьдесят семь лет. Вот уже год, как я работаю на станции сверхдальнего расположения «Катунда». Мы находимся… признаться, я давно перестал следить. Я врач, а не штурман, в конце концов! Где-то на орбите Гаргантюа.
Неделю назад Анжелика всучила мне это приложение и велела каждый день записывать свои мысли. Почему психолог имеет право отдавать мне приказы? Какое отношение она вообще имеет к медицине?!
Она считает, что у меня… Черт, да я даже не запомнил, как это называется. Тревожно-что-то там с параноидальным компонентом, а еще какая-то чушь с ворчливыми наклонностями.
Ворчливыми, мать его, наклонностями.
Когда я подписывал контракт в Центре Распределения, я допускал, что нам впарят рухлядь вместо аппаратуры. Что пожадничают на снабжении, что излучение Гаргантюа разъест щиты и мы все умрем от рака, или нас атакуют враждебные организмы, как это было год назад с теми парнями на Каэрре.
Вот только вместо этого я лечу посреди космоса в битком набитой идиотами консервной банке. Не экипаж, а цирк уродов! Гамальен из инженерного по ночам орет, ко мне аж через три этажа долетает. Сандра из логистики разве что с робоповаром не потрахалась – хотя наверняка пыталась. Николай из охраны… Я даже не уверен, что он живой. По-моему, кто-то просто перетаскивает воняющее перегаром тело из угла в угол.
И остальной зоопарк – сто восемь человек на одну «Катунду». Научники каждую неделю изобретают очередную «гениальную» гипотезу об огненных штормах Гаргантюа. Безопасники с третьей попытки выговаривают название планеты, а техники и вовсе считают, что Гаргантюа пышет огнем, когда не в настроении.
Конечно, за годы изоляции и не в такое поверишь. Но порой мне кажется, что Центр выкидывает сюда самых-пресамых отбитых сотрудников, чтобы работать не мешали.
И Анжелика считает, что это у меня проблемы с головой! Пха! Предложил ей пожить в моей каморке, послушать вопли снизу – не хочет ведь. Да она сама такая же.