— Что это значит? — не понял Эймери.

— Я ошеломлена, нахожусь в смятении, мои эмоции за гранью удивления, — быстро подобрала синонимы к вырвавшемуся слову.

— Какое ёмкое слово! — пробормотал дух.

— А вам здесь не скучно? — решила поменять тему разговора.

— Скучно? Не знаю… Сил вот мало стало, а так не на что жаловаться.

У меня мороз по спине пробежал от слов таких, и я поплотнее в шаль закуталась. Сил ему мало… Это что же, новая жертва нужна?

— Могу я вам как-то помочь? — на всякий случай вежливо поинтересовалась я.

— Да как ты поможешь, дитя? Ты же не Венессент.

— Увы. А зачем представитель рода нужен? — надо же понимать, чего ожидать от него.

— Раз в сто лет старший рода подпитывает меня силой. Только нынешние забыли обо мне… Слабею я. Плохо это. Защита замка истончится, в долину всякое полезет… Нельзя так…

— Я могу поговорить с вдовствующей графиней, но вряд ли у неё есть чем делиться. Сама на ладан дышит, — сказала и задумалась, смогу ли уговорить злобную старуху на ритуал.

— Она не урождённая Венессент. От неё толку не будет. Нужны истинные.

— Ох! Из истинных в замке только дети…

— Знаю… Маленькие ещё. Ответственности нет… Ждать буду, — вздохнул хранитель. Интересно, как он это делает, если лёгких нет?

— В чём ритуал заключается? Это для донора опасно? — я настырно выпытывала подробности.

— Неопасно. Достаточно окропить кровью Сердце Драгиньяна. Главное, чтобы добровольно, — последовало объяснение.

— Окропить?! — Я представила страшную картину: лужа крови, и бледный до синевы Гильом бессильно сползает по стене на пол.

— Несколько капель! — успокоил меня Эймери. — Ритуальным кинжалом порезать ладонь и стряхнуть кровь из раны на Сердце.

— Так просто? — недоверчиво переспросила я.

— Не просто… Понимание должно быть, зачем это человек делает, желание отдать часть себя на благо рода. Мало что дети в принципе на такое неспособны, так ещё одна проблема есть…

— Какая?

— Виконт от вида крови сознание теряет!

*Эймери — домашний правитель (французский)

Слабая память поколений хранит лишь легенды. Ежи Лец

Легенды хорошо, а архивы лучше.

— Это, должно быть, кто-то из слуг! — доказывала всем Авдотья, хоть её никто и ни в чём не обвинял.

Мадам Полли хлопотала, подливая мне горячего травяного отвара, Авелин не выпускала из рук тряпичный, сшитый из ярких лоскутов мячик — спасибо, Эймери сунул мне его в руку, когда услышал, что двери открывают, Инес, не до конца понимая происходящее, смотрела на всех широко открытыми глазами. Мужчины — виконт и управляющий — хмуро переглядывались, но тоже молчали.

— Прошу вас, — взмолилась я, — давайте обедать. Дети голодные.

Искать меня кинулись, когда я не пришла в столовую. Узнав, что в Детской башне меня нет, послали горничную ко мне в комнату. Тоже не нашли. Стали расспрашивать, кто и где видел пропавшую в последний раз. Авелин — святая душа — ответила, что я полезла в страшный подвал за мячиком. Шевалье Моро самолично бросился к закрытой на мощную задвижку двери.

Я безгранично была благодарна за своё спасение, но мне хотелось тишины и покоя, чтобы обдумать случившееся.

— Авдотья Семёновна, заберите у Авелин мячик. Поллин, подавайте суп, — улыбаясь до боли в мышцах лица, с ледяной нежностью в голосе попросила я, старательно переводя внимание присутствующих с себя на еду.

— Какие сказания и легенды о замке Драгиньян вы знаете?

Этим вопросом начала я свой первый урок, желая одновременно убить двух зайцев: проверить словарный запас росских слов у детей и самой узнать что-то новое.

Классная комната на втором этаже была неплохо оборудована. У каждого ребёнка свой удобный стол и стул с мягкой подушечкой, а ещё персональный шкафчик для тетрадей и письменных принадлежностей. Такое же место было и у Авелин, но сделанное под её рост и потребности.

Ни Гильом, ни Инес не торопились отвечать на мой вопрос.

— Ну что же вы? Не знаете никаких историй о замке? — удивилась я.

— Мадемуазель Мария, а вы тоже уйдёте от нас? — вдруг спросила Инес. — Так же, как делали все до этого? Мама, отец, учителя… Даже нянька каждый день говорит, что скоро уедет, потому что мы шалим, а ей тяжело.

Задавая вопрос, девочка сидела, гордо выпрямив спину и приподняв подбородок, как того требуют правила поведения благородных девиц, но к концу фразы глаза Инес наполнились слезами, голос дрогнул, а плечи поникли. Бросив свои дела — что-то рисовала мелом на грифельной доске — подбежала Авелин и прижалась к старшей сестре. Гильом молчал, но взгляд отводил.