Где-то на краю сознания набатом звучала мысль: «Приди в себя, дурында!» Но слушать трезвый рассудок не хотелось. Куда как приятнее кружить в вальсе под звуки лунной мелодии, пусть и в девчоночьих мечтах юного тела, оглушённого гормонами и первой влюблённостью.

Глава 15

Кто придумал, что утро вечера мудренее? Не так это. Не так!

Спала мало и плохо, мучимая смутной тревогой. Так как все мои мысли, словно планеты системы, кружили вокруг рыжего солнца, то я переживала о том, что ночью корабль мог уплыть и я больше никогда — какое страшное слово — не увижу больше Генри Уалеса, или что вчера я показалась герцогу смешной девчонкой, слишком юной, чтобы обращать на меня внимание. От этих мыслей грудь сжимало тоской, становилось страшно, хотелось плакать, а ещё больше хотелось убежать куда-то очень далеко. Словно это могло погасить разгорающийся пожар в моём сердце.

Несмотря на почти бессонную ночь, вскочила, едва первые голосистые пичуги звонко начали приветствовать солнце. Чтобы смыть с лица сонную ночную хмарь, босиком пошлёпала в ванную. Гостиница хоть и не относилась к разряду роскошных, но на зеркалах в ней не экономили. Вот и мою комнату украшало трюмо, позволявшее рассмотреть себя в полный рост.

Не сказать, что я дома пренебрегала зеркалами, но желания рассматривать себя долго и тщательно как-то не возникало. До сего дня. Вернувшись из ванной и желая переодеться, стянула ночную сорочку, замерла, разглядывая своё тело. Что во мне есть привлекательного? Рост примерно метр пятьдесят пять — метр шестьдесят. Тело больше атлетическое, чем женственное. Нет привлекательных для мужчин округлостей ни вверху, ни внизу. Хорошо, что ноги прямые и длинные. Собственно, как и руки. Лицо… видно, что породистое, с высокими скулами. Чуть длинноватый прямой нос с примечательными, тонко вырезанными ноздрями, глаза обычные, тёмно-серые, опушённые густыми прямыми ресницами. Вот что, трудно было им изящно изогнуться? Нет же… торчат как копья. Или что мешало разрезу глаз быть миндалевидным, к примеру? Губы… м-да, силикона явно не хватает. Нет, не доводить до пельменно-вареничного размера, а так… пухлость соблазнительную придать. А то узкие, упрямо сжатые. Зато волосы хороши. Почти до попы, густые, русые, с чуть выгоревшими на солнце прядями у лица. Но здесь это не шарм, а недостаток, говорящий о том, что барышня слишко много времени проводит на открытом воздухе.

Короче, нет во мне ничего такого, от чего у принца Гарри местного разлива могла голова закружиться.

В дверь постучали, в замке начал проворачиваться ключ, и я едва успела завязать пояс наспех наброшенного халата.

— Роксана, детка, ты уже встала? Одевайся, пойдём завтракать, потом нам необходимо по магазинам прогуляться. Вчера глава города приглашение прислал на бал по случаю визита англицкого адмирала.

«Сон с танцующей Золушкой в руку!» — подумала я, радостно жмурясь, и принялась торопливо собираться. Эх, найти бы такое же платье, как в кино было…

Конечно, даже близко ничего похожего в магазинах Ялды быть не может, и ни одна модистка за три дня этакий шедевр не сошьёт. Да и тратить целое состояние на наряд для одного-единственного вечера нецелесообразно.

— Будем одеты сдержанно и респектабельно, — объявила Глафира и повела меня на шопинг.

Всё случилось, когда мы выходили из гостиницы. Нарастающий гул, казалось бы, шёл отовсюду. Земля мягко качнулась под ногами, а потом ощутимо тряхнуло. Чтобы удержаться на ногах, нам с Глафирой пришлось схватится за руки. Едва всё успокоилось, я, помня технику безопасности при землетрясении — чего нам только в строительном институте не преподавали, — потащила бабушку подальше от здания.

Землетрясение! Вот какое предчувствие меня тревожило всю ночь, а не переживания о морском офицере. Только я за гормональным штормом не смогла понять предупреждение природы.

— Роксана, — заупрямилась Глафира, которую я отводила как можно дальше от здания. — Необходимо вернуться в номера и взять вещи.

— Нет, ба, нельзя сейчас туда возвращаться, — крепко держала я руку княгини. — В любой момент толчки могут повториться, и только Триединый знает, устоит ли гостиница или рухнет нам на голову. Стоим, ждём.

— Чего? — с нотками истерики в голосе спросила всегда такая рассудительная бабушка.

То ли напряжение атмосферы на неё так подействовало, то ли ещё какие причины были, но Глафира всё порывалась куда-то бежать и что-то делать. Одной рукой придерживая её локоток, второй успокаивающе гладила по плечу, бормоча какие-то глупости.

И дождались. Тряхнуло так, что на ногах удержаться не смогли. Хоть я умом и была готова ко второму толчку, но читать о природных катаклизмах это одно, а переживать на собственном опыте — совершенно другое. Страх беспомощности и неизвестности помимо воли заставил закричать во время падения. Оказавшись на земле, мы с Глафирой на четвереньках бросились друг к другу, обнялись и тихо заскулили, приходя в себя от пережитого ужаса.

Вокруг творилось невообразимое. Вопящие от страха, боли и тревоги за близких люди метались у разрушенных домов. Только часть бедолаг были полностью одеты, большинство выскочили на улицу в ночных сорочках или халатах. В этом районе жили люди, приехавшие на отдых. Им незачем было вставать ни свет ни заря, чтобы идти на рынок за продуктами — для этого есть слуги; на службу тоже идти не надо, можно спокойно спать до обеда.

Вот и выспались…

Но ужаснее всего были крики из-под развалин. Там, под обрушившимися крышами, обвалившимися стенами и перекрытиями оставались пострадавшие. И многие из них были ранены. Это понимала не только я. Постепенно то тут, то там кто-то решительно брал на себя командование и уверенным голосом начинал отдавать распоряжения и задавать вопросы:

— Одарённые есть? Подойдите сюда — постараемся разобрать камни и вытащить наших соседей. Сударь, вам придётся отдать халат вон той даме, что прячется за кустом. Вы хотя бы в пижаме, а бедняжка… Проявите сострадание.

Начала подниматься с земли и Глафира. Она немного оправилась и готова была ринутся на помощь. Я же не торопилась вставать — приложив растопыренные ладони к земле, вслушивалась в то, что происходит в глубинах её.

А там нарастало напряжение и готовился новый толчок. Кажется, ещё более сокрушительный, чем два прежних. Увидев, как несколько человек решительно направились к покосившемуся, но устоявшему двухэтажному дому, обещая вынести покрывала и пледы, я вскочила на ноги и закричала: