Поэтому выпрямила спину и посмотрела мужу в глаза.

– Зачем было обманывать, Олег?

– Так бы ты не приехала.

– Да, я бы не приехала. Ни за что. И с вашей стороны было низко считать меня дурой.

– Никто не считает тебя дурой, – уговаривал он, – мы просто хотели попробовать.

– Попробовать что? – вздернула я голову. – Разжалобить меня беззащитным младенцем? Что ты хочешь услышать? Да, меня трогает ребенок. Конечно! Мне жалко невинную душу, которую бросила родная мать. Я переживаю, что могут быть последствия неудачных родов. Но он мне чужой, пойми! Я так бы переживала за любого ребенка, но это не значит, что будет что-то большее.

Пока я говорила, он лишь хмурился и покачивал сверток, который, к счастью, не издавал никаких звуков. Ей-богу, не знаю, как отреагировала бы, услышав писк малыша. Как же я отчаянно готовилась стать матерью! Сколько усилий приложила! И всё смели одним махом, не посчитавшись со мной, уничтожив морально…

– Ну а я? – с жаром начал Олег. – Как же я? Мне что делать? Я люблю тебя, но это мой сын, я хочу, чтобы мы стали одной семьей.

– Ты бредишь, Олег, я уже не знаю, как тебе это объяснить. Почему ты никак не можешь понять?!

– Да потому что я знаю тебя! Знаю, что ты меня любишь. И вернешься, и простишь, и примешь его… Но ты даже пытаться не хочешь!

– А ты меня еще и обвиняешь?! – не выдержала я, и наш крик наконец разбудил маленькое создание, покоившееся на руках Олега.

Тихий-тихий писк напомнил мяуканье котенка, слабого котенка, брошенного мамой. И этого хватило, чтобы я задрожала.

От жалости к малышу. И от возмущения. От ощущения гадливости.

Меня просто хотели использовать, заманили сюда и решили давить на жалость, низко используя беспомощного малыша. Зная, как сильно я хочу ребенка.

– Что вы тут устроили? Разбудили мальца. Олег, успокой Митеньку.

Олег скрылся в детской, а свекровь подошла и забубнила в ухо:

– Ну ты хоть посмотри на него, ну одним глазком, вылитый Олежек, ничего от Галки не досталось, от этой тварины, тьфу, Рита, – гладила меня по руке, – Рит, ну сходи, одним глазком, ты сможешь считать его своим, привыкнешь, а если бы из детдома взяли, как бы ты привыкала? Как бы своим считала? Да и тут то же самое…

– А вы бы смогли? – не своим голосом заговорила я, оборачиваясь к ней.

И видно, такое страшное выражение у меня было, что она отпрянула и прижала руку к груди, смотрела на меня выпученными глазами.

– Смогли бы переступить через измену, через предательство? Через нагулянного на стороне ребенка? Через обман? Отсутствие поддержки близких. Вы что сделали, когда я в беде оказалась? Деньги украли!

– Но я же перевела, перевела, – загундосила она, кинулась ко мне и снова отпрянула, глаза забегали. – Да я же тоже женщина, жена, я тебя понимаю, Рит, – сказала жалостливо, как-то даже униженно, – но мой сын тебя любит, страдает он… Пойдет же без тебя по наклонной, не справится с ребенком, за бутылку уже схватился…

– Вы сына жалеете, а я, значит, терпилой быть должна?

– Да что за терпила? Не надо сразу принимать решение. Присмотрись, подумай, послушай свое сердце! Ты же так хотела ребенка! Бредила им… А он вот он… Рядом… – указала головой на дверь детской, откуда шел душераздирающий крик ребенка. Он мне душу выламывал! – Господи, говорю же, не справляется Олежек!

Сказала и ринулась спасать сына и внука.

Я осталась стоять, вынужденная слышать громкий плач. Закрыла уши руками. Зажмурилась. Представила, что его нет. Меня нет. Я не здесь. Это меня не касается.

Но мантра не помогала. Сердце мое рвалось туда, к малышу, с которым я разговаривала во время беременности.

Галя, Галя, за что же ты меня таким мукам подвергала? Терпела, пока я твой живот трогала, с ребенком тетешкалась как со своим. Готовилась качать, утешать, к груди прижимать. Что же не заставила меня отойти и тогда не сказала, что не мой это ребенок, не я его мать?

Сразу разорвала бы связь, которую я не хотела, но чувствовала сейчас.

Но нельзя этого чувствовать. Нельзя.

Думала сперва по-тихому уйти, по-английски, но побегом же посчитают. А я хотела из ситуации с достоинством выйти и на прощание сказать твердо, что не вернусь. Чтобы больше со мной встреч не искали.

Зашла в спальню и открыла рот, чтобы попрощаться.

Но слишком истошно плакал младенец, и беспомощный Олег чуть ли уже не тряс его, пытаясь успокоить. Свекровь, глядя в красное сморщенное личико, причитала:

– Надо водичкой умыть, господи, святой водичкой, дай мне его, – суетливо пробовала она удержать младенца, чей ор звенел в ушах.