Пожалуй, тот полицейский (если он и вправду полицейский) был прав. В этом городе убийство — отнюдь не редкость. Здесь совершенно не нужны веские причины. Хотя для вдовы и семерых сирот это слабое утешение.

Я положила мозги между двумя ломтиками хлеба и жадно впилась зубами в этот бутерброд. Очень простое блюдо, но какое сочное! Только когда мой желудок наполнился пищей, ужасы сегодняшнего дня стали понемногу отступать. Я начала успокаиваться.

После гибели Крочифиссо в библиотеке была ужасная атмосфера. Словно само старое здание переживало из-за того, чему стало свидетелем.

Постоянные читатели глубоко скорбели. Многие знали Крочифиссо с тех пор, как он еще в конце 20-х годов пришел работать в библиотеку после службы в армии. Они отплясывали на его свадьбе и крестили его детей. А теперь несли Крочифиссо к месту его последнего приюта. Старики часами сидели и обсуждали трагедию, силясь понять, что произошло. И все задавались одним и тем же вопросом: почему? почему? почему?

Сотрудники библиотеки целыми днями плакали. Работа стояла, потому что они с утра до вечера утешали друг друга. Эгоистка Констанца взяла моду падать в обморок и лечилась тем, что отлеживалась на диване в кабинете директора. Вскоре беспорядок добрался и до книжных полок: книги стояли не на своих местах, каталожные карточки терялись. Чтобы поддерживать порядок, мне приходилось работать сверхурочно.

До возвращения Англичанина оставалось целых три дня; я считала часы. Мне мучительно хотелось, чтобы он сжал меня в объятиях, и чем сильнее, тем лучше. Только так я могла побороть боль.

Предстояло еще пережить похороны. Отправились туда всем штатом библиотеки. К церкви Святой Марии шли цепочкой, во главе с директором.

Синьору Росси, жену Крочифиссо, поддерживали под руки соседи. Семеро bambini, построившись по росту, шли за гробом, который оплатили по подписному листу. Особого шика не было, но мы постарались устроить достойные похороны.

К моему удивлению, появился и полицейский инспектор, а еще один полисмен топтался возле кладбищенских ворот. Откуда-то я его знала, вот только откуда?

Потом мы собрались в однокомнатной квартирке Росси на виа Рокко Пирри. Я кое-что приготовила для поминок: большой sfincione, копченый окорок и печенье mastazzolina десерт. Bambini буквально набросились на еду, как будто la signora забыла их покормить после того, как случилось несчастье. Сама она сидела в углу, и взгляд ее был полон отчаяния. Никто не мог вывести ее из оцепенения, даже дети, которые тщетно взывали к ней, дергая за юбку. Сотрудники библиотеки подняли своими причитаниями такой шум, что директору пришлось отправить их по домам.

После похорон мы предприняли попытку вернуть библиотечную жизнь в привычное русло. Директор созвал общее собрание, на котором сказал, что, хоть мы и потрясены смертью Крочифиссо и особенно ее обстоятельствами, все-таки мы не имеем права распускаться и должны вернуться к своим обязанностям. Работа стала нашим спасением, и, занимаясь ею, мы словно чтили память Крочифиссо.

На собрании директор воспользовался случаем, чтобы представить нам нового вахтера — одноглазого Реституто Раймондо, которого мы должны гостеприимно принять в наши ряды.

Реституто Раймондо поклонился. По нему было видно, что на место убитого он заступает от безысходности.

Наконец наступила пятница, вернулся Англичанин. Я так изголодалась без тепла, что жадно вдыхала запах его тела. То и дело принимаясь плакать, я поведала ему о событиях последних дней. Он крепко обнял меня и дал выплакаться, успокоиться.

— Все хорошо, старушка, — сказал он, баюкая меня. — Теперь я с тобой. И все будет хорошо.

— Ты думаешь? — переспросила я, и мои глаза снова наполнились слезами.

— Я уверен.

Именно это я и мечтала услышать.

В ту ночь, занимаясь со мной любовью, Англичанин был так нежен, что я впервые поняла, какой покой мажет подарить секс уставшей и измученной душе. До того дня я чувствовала умиротворение, только когда готовила на кухне.

Потом, лежа в его объятиях, я спросила, куда и зачем он ездил.

— Не спрашивай меня, Роза. Лучше тебе ничего не знать.

— Лучше для кого? Уж точно не для меня. Я хочу знать о тебе все.

— Ты и так все обо мне знаешь. Все, что нужно знать. Остальное — ерунда, не имеющая значения. Самое главное — то, что происходит между нами.