Во время строительства «Тигриса» Хейердал также искал члена экспедиции, который смог бы представлять на борту национальные цвета Ирака. Выбор пал на Рашада Назир Салима, двадцатилетнего студента-искусствоведа, который стал самым младшим членом экипажа. Хейердал описывал его как «пламенного арабского патриота, но добродушного и далеко не агрессивного» [162] . Он был сыном дипломата, служившего в Европе, и свободно говорил по-английски.

Против своей воли Хейердалу пришлось принять Норриса Брока. Без его участия в экспедиции в качестве фотографа Национальное географическое общество США не желало вступать в консорциум. Хейердал не знал Брока, и его скепсис не основывался на личных качествах. Но участие Брока нарушало два принципа. Во-первых, руководитель экспедиции привык сам выбирать себе команду. Во-вторых, Брок будет вторым американцем в экипаже. Однако, будучи профессиональным фотографом, Норрис Брок также оказался выдающимся яхтсменом, у него даже была собственная яхта дома, в Аннаполисе. Когда Хейердал узнал об этом, то смягчился. А когда Брок вместе с Дэйлом Беллом приехал в Колла-Микьери, чтобы сфотографировать Хейердала в его итальянском окружении, тот смирился окончательно [163] .

Норрис Брок прибыл последним в «Сады Эдема», и пока другие интенсивно работали над постройкой судна, он занимался испытаниями своего оборудования. Это вызвало определенное раздражение у остальных членов команды, и поначалу Норрис никак не мог добиться признания среди своих товарищей [164] . До отплытия Тур однажды отвел его в сторону и сказал, что, конечно, он имеет полное право плыть пассажиром. Однако он все-таки советует принимать участие во всех работах на борту — от судовых вахт до мытья посуды. Его с удовольствием подменят, когда нужно будет снимать [165] .

Будучи яхтсменом, Норрис без проблем последовал совету. Он не хотел ничего иного, кроме как стать полноценным членом экспедиции [166] .

Одиннадцать человек на тростниковом снопе, которые собирались последовать шумерам, проводили взглядом сухогруз «Славск и взяли курс на Бахрейн.

Парус терракотового цвета из египетского хлопка наполнила ветром. Дул свежий бриз, море иногда покрывалось барашками и наконец, они вышли в открытое море. На парусе Рашад нарисовал ступенчатую пирамиду на фоне золотою поднимающегося солнца — древний символ, гордую эмблему экспедиции. Вода пенилась под носом судна, тростник скрипел, мачта гудела, и с ветром по левому борту «Тигрис» шел со скоростью три узла — гораздо быстрее, чем «Кон-Тики» и «Ра».

Тем не менее в чем-то они серьезно ошиблись. В субботу, 4 декабря, Эйч-Пи писал в своем дневнике: «Плавание во многом разочаровало нас. Оказалось, что с нынешним парусом мы не можем идти против ветра».

Он подтвердил это цифрами. Компас показывал, что ветер дул с юго-юго-востока, или около 150 градусов. Но «Тигрис» не мог выдерживать более 230 градусов — легкого ветра с юго-запада Кроме того, тростниковое судно имело высокую посадку, поэтому сопротивление ветру возрастало. Все это давало значительную отдачу, и так называемый установленный курс оказался, в конце концов, не более 270 градусов, или прямо на запад. Эйч-Пи резюмировал: «Плавание на 120 градусов по направлению ветра вряд-ли можно назвать хорошими навигационными качествами».

Если выражаться яснее, это означало, что «Тигрис» управляем не так, как надеялся Тур Хейердал. Все, что он смог доказать во время первого плавания — это то, что он не способен плыть туда куда захочет, если дует встречный ветер, а если учитывать дрейф то дело обстояло еще хуже — он не мог держаться намеченного курса, если дул боковой ветер.

Другими словами, «Тигрис», как «Кон-Тики» и «Ра», мог плыл только с попутным ветром. Но Хейердал тут же нашел объяснение. Как сказал Эйч-Пи, виноват «нынешний парус», это с ним что-то не так, а не с судном.

Результаты окончательных модельных испытаний в Саутгемптоне показали, что «Тигрис» необходимо оснастить парусом гораз до больших размеров, чем тот, который Тур сшил в Гамбурге Во время пребывания в «Садах Эдема» Норман, который все время беспокоился о том, как «Тигрис» поведет себя при встречном ветре, настоял на том, чтобы перешить парус, дабы увеличить его

Он нашел двух старых «болотных арабов», в молодые годы умеющих шить паруса: в те времена по Евфрату и Тигру все еще передвигались в основном с помощью ветра. Вместе с Норманом они разрезали парус и сделали вставки из запасного полотна, которое имелось в экспедиции. Однако, когда нужно было сшить эти куски, парусных дел мастера оказались беспомощными. Они забыли все, что когда-то умели. Норман также не смог сшить парус [167] .

Единственное, что у них осталось, это был легкий парус, рассчитанный на слабый ветер и умеренную погоду. Пока они не дошли до Бахрейна, им пришлось убрать разрезанный «хороший парус для бейдевинда, наперстки и усиления». Хейердал утешался тем, что, «к счастью», в декабре дуют только северные ветры, и поэтому до Бахрейна, на расстоянии 270 морских миль, будет дуть попутный ветер. Его также заверили в том, что в Бахрейне есть профессиональные парусных дел мастера, которые смогут ему помочь [168] .

Вечером волны увеличились, и к всеобщей радости, «Тигрис» легко скользил по морю. Но при поперечном ветре не удалось избежать качки, и некоторые испытали приступ морской болезни. И хотя здесь «всегда» дули северные ветры, сейчас ветер продолжал дуть как раз с юга.

Им не повезло с ветром, это да. Но карты, показывающие усредненное направление ветров в каждом месяце года, подтверждали, что в море нет такого понятия, как «всегда», в том числе и в Персидском заливе. В декабре, разумеется, 70-80 процентов времени в этих водах дует северный ветер. Но если даже Игорь со «Славска» преувеличивал, то утверждение о южных ветрах на деле оказалось не таким уж безосновательным, поскольку как минимум шесть дней из 31 декабрьского дня мореплаватели должны рассчитывать на встречу с южным ветром. К этому никто на «Тигрисе» не был готов, а менее всего — капитан, который привык полностью полагаться на свою удачу. Пока они против своей воли двигались к западу, не имея возможности повернуть к югу, он начал чувствовать, что с ним обошлись несправедливо.