Мартинас положил мотоцикл набок и пошел вслед за Арвидасом по краю Ворот. Воздух здесь был влажнее, прохладнее, изредка доносился запах водорослей. Раскаленное небо звенело от разноголосого шума птиц, которые, кажется, слетались сюда только для того, чтобы как-то возместить своими песенками обиду природы, причиненную этому убогому уголку земли.

К Арвидасу вернулось самообладание, умение контролировать себя. Духовный кризис, который он пережил по дороге сюда, сейчас казался бредом больного, который, слава богу, все же миновал. Он сел на камень. Рядом был второй, такой же плоский и удобный для сидения. Арвидас показал на него Мартинасу, тот кивнул и тоже сел. Камни были обомшелые и теплые. Как два уютных задремавших на солнце зверя. За спиной куст ольхи с листвой, изъеденной червями. Впереди болотная трава, сонные глаза омутов и камни, камни, камни. И всюду, сколько видит глаз, пучки кустарника. А дальше, на горизонте, — выбравшаяся из ложбины и словно привставшая на цыпочки деревня.

— Ты хотел сказать что-то важное, Мартинас.

— Мне надо уехать из Лепгиряй, Арвидас.

Арвидас резко повернулся к Мартинасу. Тот сидел, глядя в сторону.

— Почему?

— Это неважно.

«Не стоило спрашивать — ведь ясно…»

— Пускай будет неважно. А куда ты собрался?

— И это неважно.

— Оставим такие разговорчики детям, Мартинас. — Арвидас встал, схватил Мартинаса за плечи и повернул лицом к себе. — Скажем, я знаю, что случилось. Но зачем такая паника?

Мартинас зло сбросил руки Арвидаса.

— Ничего ты не знаешь и не можешь знать, потому что ничего такого не случилось. Е щ е не случилось…

Арвидас сел на камень: от неожиданно прорвавшейся радости подкосились ноги. Но это продолжалось лишь несколько мгновений.

— Ты мальчишка, Мартинас, — овладев собой, сказал он. — Не ты управляешь чувствами, а они тобой управляют.

— Иначе и быть не может. Ведь я — М а р т и н а с, как сказала однажды Года. Чего желать от М а р т и н а с а? — Он презрительно посмеялся над самим собой.

— Мартинас… Известно, не Йонас и не Себастийонас, но ты крепко ошибаешься, если думаешь, что ты тот же Мартинас, которого я нашел, когда приехал в Лепгиряй. — Арвидас сбросил щелчком червяка, упавшего на плечо Мартинасу. — Т о т Мартинас не посмел бы прийти сегодня и сказать: «Нам надо поговорить, Арвидас…»

Мартинас покачал головой.

— Все получилось как-то само собой. Мы этого не хотели. Я не виноват. Ни она. Ни ты, ни Года. Или все вместе виноваты. У тебя удивительная жена, Арвидас.

— Да, она хорошая женщина. — Он хотел добавить: «Я ее люблю», но почему-то сдержался. Наверное, подумал, что это прозвучит слишком интимно, а может, испугался сентиментальности, которую считал позором для взрослого мужчины. Помолчав, он добавил: — Ты помнишь один наш разговор? Тогда я легкомысленно отозвался о любви. Нет, любовь нельзя оттолкнуть на второй план, она должна идти вместе со всем, что самое важное в жизни человека. Ты тогда был прав, Мартинас.

— Хоть раз за свою дурацкую жизнь… — Мартинас рассмеялся. С каким-то робким удивлением.

— Да, ты был прав, — повторил Арвидас, словно хотел вытвердить назубок эту истину.

— Может быть. Но что из того, если она не права?

— Кто?

— Любовь. Я ее на руках ношу, а она меня грязными ногами пинает или… даже без пинков я должен бежать от нее, как зверь, затравленный гончими. Мне правда лучше уехать отсюда, Арвидас. Жизнь и так сложна, зачем ее еще усложнять? Удеру куда-нибудь на целину, скорее все забудется. Ведь и фруктовое дерево, пересаженное в другую почву, получает новые свойства. — Мартинас положил ладонь на колено Арвидасу и впервые за весь разговор открыто посмотрел в глаза. На его лице была искренняя просьба, даже мольба.

«Жизнь и так сложна…» Святая правда. В воображении Арвидаса мелькнула сцена у изгороди. «Езжай! — хотел он закричать. — Катись куда угодно. Это самый разумный выход для всех троих…» Самый разумный? Правда? А почему и не самый легкий, самый простой и самый неправильный выход? Слабые людишки таким образом решают теорему вечного треугольника любви. Мы двое любим одну. Второй устраняется, и парочка безмятежно строит жизнь на развалинах чужого счастья. «Откуда мне знать, может, она с Мартинасом была бы куда счастливее, чем со мной? А Мартинас… Нет, тут только начало, мы ничего еще не знаем точно…»

Арвидас несколько мгновений боролся с собой, только несколько мгновений, но ему показалось, что прошел целый час.

— Говоришь, на целину? — Он взял руку Мартинаса, которая все еще лежала на колене. — Что же, многие улетают за тысячи километров лечить душевные раны. Оставляют свои лепгиряи на волю судьбы и летят, как птицы в теплые страны, будто здесь места мало. А наша земля плачет, истосковавшись по трудовым рукам. Искателей счастья хватало во все времена, особенно если еще ради тщеславия им прицепляют имя героя. Герой… Истинное геройство работать за копейки, не зная, получишь ли даже их осенью, а не лететь туда, где сулят кусок пожирнее. Человек, который не любят своей земли, не многого стоит.