Ребятишки в детский садик пришли разные. Родители их, как правило, люди занятые. Они успевают только ласкать ребятишек. А воспитывать их пришлось вот здесь. И Николай Иванович оказался в этом деле человеком по-настоящему талантливым.

– Обязательно скажите об этом.
– говорит Евдокия Даниловна.
– Любит он ребят. По-настоящему любит. И они это чувствуют. Хоть гулять, хоть работать с ним - для них большая радость. Пойдемте посмотрим.

Николай Иванович работал ловко, с каким-то заразительным удовольствием. Вокруг него сновали ребятишки, каждый старательно делал свое дело. Мы тоже не выдержали и взялись за лопаты.

Время летело незаметно. Резкий звонок - пора готовиться к обеду - раздался, как нам показалось, совсем некстати. Оставалось уложить еще полрядочка кирпичей и посеять анютины глазки. Николай Иванович прислонил лопату к дереву и сказал:

– Самое время, выходит, обедать.

– Самое время, - согласился Вовка.

И ребята, аккуратно сложив свой инструмент, весело побежали к умывальнику. Я очень удивился. Чтобы вот так легко ребятишки отказались от полюбившегося занятия… Как же они верят своему старшему другу!

Николай Иванович объяснил просто:

– Уважать их надо, ребятишек.

А вечером мы сидели в доме Николая Ивановича.

Хлопотунья-хозяйка радушно потчевала нас хорошо сохранившимися до лета сочными груздями, жареной с салом яичницей.

Разговор поначалу не налаживался. Николай Иванович деликатно уступал инициативу мне. А я никак не мог свыкнуться с мыслью, что передо мной именно тот человек, которого я искал.

Как-то уж так получается, что героя мы обязательно окружаем ореолом таинственности, еще задолго до встречи наделяем его особыми чертами и достоинствами, делаем непохожим на обычных людей. Но вот он, тот самый герой, шагнул с мраморного пьедестала в уютную деревенскую горницу, сидит за столом, с завидным аппетитом хрустит крепким огурцом и пытливо, оценивающе, смотрит на меня карими веселыми глазами.

Он мало похож на того бронзового солдата. Годы проредили шапку смоляных кудрей, пометили их сединой. И роста он самого среднего. И в плечах не так, чтобы широковат. Только в руках, густо переплетенных синими натруженными жилами, чувствуется уверенная, спокойная сила. На его коленях, удобно устроившись, дремлет дочка, единственная - Валюшка - отцовская любовь и радость.

Говорим о Тяжике, который хорошо и привольно разрастается, о нынешнем удачном для хлебороба годе, о хозяйских делах. Надо бы подправить к зиме хату. А времени, считай, нету. Да и кому? Сам хозяин уже здоровьем не тот. Да и Маша, хозяйка, сдала. И откуда по берется всякая хвороба? Одна надежда на новое лекарство - бензонал. Врачи убеждены, что средство надежное. Будем надеяться.

И снова говорим о Вовке, Людочке и других ребятишках, таких разных и одинаковых. Потом я спросил еще об одной девочке, которой в апреле 1945 года было примерно три года...

И словно в комнату вошла война, вся сразу, такая, какой сохранилась в памяти надежно, навсегда. И окаменело улыбчивое, несколько простоватое лицо Николая Масалова. Заиграли на щеках желваки. Теперь он смотрел в сумрак комнаты, чуть прищурившись. Так смотрят только в прорезь прицельной рамки, когда враг уже на мушке и остается плавно, затаив дыхание, нажать на спусковой крючок.

В комнате стало тихо. Но эта тишина разговаривала. В ней слышался обвальный грохот разорвавшегося рядом снаряда, скрежет танковых гусениц, который нарастал и нарастал, пока не перечеркнул его бешеный человеческий крик и гулкий хлопок гранаты. В этой тишине с воем пикировали черные самолеты, в ней слышался и предсмертный хрип, и страшное в своей бессильной ярости ругательство, и раскатистое «Ур-р-ра!» батальона, поднимающегося в атаку, и, наконец, вот это, чужое и понятное: «Му-утти! Мутти!»

Так продолжалось долго. Солдат беседовал с войной. Солдат проверял свою память. Тысяча дней. Это на его долю. А многим хватало одного дня. Даже часа.

Сутулятся плечи солдата, еще крепкие, крутые, надежные. Заново ложится на них вся тяжесть этой тысячи дней.

А вспоминать надо сначала. 1942-й... Страшный год, когда и сильные духом задавали себе вопросы, на который боялись ответить сами и не требовали, не ждали ответа от других. 1942-й - это когда почти не рождались дети и много было могил, братских могил.

Разве расскажешь о том, как умер у тебя на руках лучший друг, умер, спасая тебя, и не успел сказать что-то такое, о чем надо, о чем стоит говорить в свой смертный час. Лучше всего, правдивей, искренней об этом рассказывает молчание.

Да, именно такой вспоминается нам эта война. Но ведь была и радость победы! На полях сражений торжествовали в полном, самом обнаженном виде наш советский патриотизм, великое товарищество, сила воли, торжествовали жизнь над смертью, правда над кривдой, порядочность над низостью. Здесь получили закалку те великолепные характеры, которые, вынеся все тяготы войны, сразу, с размахом, удивившим весь мир, взялись за восстановление разрушенного хозяйства, пошли вперед и вперед, смело преодолевая трудности, а потом обнародовали двадцатилетнюю программу строительства коммунизма.