После долгой минуты лепета он остановился, и его встретила тишина.

Тишина была настолько тяжелой, что я почувствовала ее с другого конца участка, где я притаилась у своей машины.

Приспешник светловолосого короля, или, скорее, приспешник, как мне показалось, более подходящее слово для откровенно колоссального темноволосого друга рядом с ним, шагнул вперед.

Всего один шаг.

Даже не очень большой. Но я видела, как это движение ударило по команде колледжа, словно ядерная взрывная волна. Они отпрянули назад как единое целое. Даже их лидер сделал огромный шаг назад, его рот наполнился торопливыми словами извинения.

Они явно облажались.

Я не знала, почему.

И впервые в жизни, наблюдая за развитием потенциально опасной ситуации, я хотела знать.

Я хотела быть частью этого.

Стоять рядом с белокурым королем и быть его грубой и резкой королевой.

Я дрожала, наблюдая за тем, как мужчины перед ним трусят, а его верный друг стоит у него за спиной. Медленно, потому что он явно был человеком, знающим толк в своем телосложении и умеющим орудовать острием силы, как кинжалом, белокурый Король выкатился из ссутулившегося положения на байке и встал во весь рост.

От вида того, как он разворачивается, у меня пересохло во рту, а другие, приватные, места стали влажными.

На ребят из колледжа это произвело совсем другой эффект. Они слушали то, что он хотел сказать, как люди, которым читают последние обряды, цепляясь за любую надежду, которую он мог им дать, отчаянно нуждаясь в спасении.

Он дал им ее. Не так много, но клочок чего-то, за что можно держаться, потому что они как один практически преклонили колени перед тем, как спринтерским шагом вернуться к своей причудливой серебристой машине, припаркованной на улице.

Белокурый Король и его приспешник застыли на месте, пока машина не скрылась из виду, после чего снова пришли в движение.

Одновременно они повернулись и несколько долгих секунд смотрели друг на друга, прежде чем раздался смех.

Он засмеялся, и звук прекрасно донесся до моего уха. Это был чистый, яркий звук. Не хихиканье, не смех и не бормотание "хаха". Каждая вибрация вырывалась из его горла, как чистая нота, круглая, громкая и определяемая безупречной радостью.

Это было лучшее, что я когда-либо слышала.

Я слегка задохнулась, когда его радость пронеслась сквозь меня, и, как будто услышав это, он повернул голову в мою сторону. Мы были слишком далеко, чтобы по-настоящему встретиться взглядами, но мне показалось, что это так. Его друг что-то сказал ему, но светловолосый объект моего мгновенного наваждения проигнорировал его. Впервые с тех пор, как я заметила его, его лицо стало мрачным, а челюсть сжалась.

Возможно, я влюбилась в него с того момента, как увидела, но он явно не чувствовал того же.

На самом деле, если судить по тому, как он резко оторвался от меня, закинув одну длинную ногу на сиденье огромного хромированного мотоцикла и заведя мотор, прежде чем я успела отвести взгляд, он мог даже возненавидеть меня с первого взгляда.

Парализованная, я смотрела, как он выезжает с парковки вместе со своим приятелем. Было больно. Это было безумием, потому что я даже не знала этого человека, и, что еще важнее, я отказывалась вестись на красивое лицо.

В последний раз, когда это случилось, кто-то умер.

Я взяла себя в руки, собрала продукты, которые высыпались из некоторых расплавленных пакетов, и двинулась к своей машине. В компактном седане было чертовски жарко, кожаные сиденья почти сожгли кожу на моей попе, когда я села. Я вышла из машины и вручную открыла все окна, прежде чем поехать домой.

Я жила в милом белом домике, в тихом жилом районе Данбар в Ванкувере, где цены на недвижимость были сумасшедшими, а отчаявшиеся домохозяйки — настоящим явлением. Мой муж вырос в этом престижном районе за восемнадцать лет до того, как я родилась и выросла в соседнем доме. Все охали и ахали над нашей маленькой историей любви, когда старый сосед влюбился в тихую соседскую девочку.

Когда-то и я тоже была влюблена в него.

Теперь, когда я свернула на асфальтированную дорожку и увидела машину Уильяма, припаркованную в гараже, я почувствовала только ужас.

— Я дома. — Сказала я, открывая дверь.

Мне не хотелось произносить эти слова, но Уильяму нравился этот ритуал. Ему больше нравилось, когда он приходил домой, а я уже была в доме, ужин на плите и улыбка на лице, но в этом году я вернулась на работу после трех лет сидения дома в ожидании детей, а их все не было. Мне нравилось работать в академии Энтранс-Бэй, одной из самых престижных школ в провинции, но Уильям считал это излишним. По его словам, у нас было достаточно денег, и в мое отсутствие дом становился все более запущенным, особенно если прибавить к этому часовые поездки на работу и обратно в маленький городок к северу от Ванкувера, где располагалась школа. У нас не было ни детей, ни домашних животных, домработница с более чем легкой формой ОКР приходила в дом раз в неделю. Я не заметила особой разницы, но ничего не сказала. Это было потому, что Уильям не был бойцом в традиционном смысле этого слова. Он не кричал, не обвинял, не ставил синяки своими действиями или словами. Вместо этого он исчезал.